Сирия сегодня: текущее состояние, оценки и перспективы
От редакции «Россия навсегда»: Автор Игорь Николаевич Панкратенко, востоковед, доктор исторических наук. Специально для ЦНПМИ (Центр Сулакшина).
Успех проасадовских сил в Алеппо породил в русскоязычной экспертной среде оптимистические прогнозы о «коренном переломе», достигнутом в гражданской войне и «сокрушительном поражении» антиправительственной коалиции. Объявленный очередной вывод из Сирии российского контингента (включительно с авианосной группой «Адмирала Кузнецова») только усиливает радужные ура-настроения.
Представляется, что данная точка зрения не выдерживает никакой критики и должна восприниматься только и исключительно как медийно-пропагандистский тезис, обусловленный стремлением российского руководства предъявить внутри страны хоть какие-нибудь «успехи» экспедиции в Сирию. Столь же безосновательными являются утверждения о том, что успех в Алеппо свидетельствует об открывшемся «втором дыхании» у режима Башара Асада и может означать появление реальных перспектив его победы в конфликте и установление контроля над всей территорией Сирии.
Достигнутый успех в Алеппо не решил основной оперативной задачи — создание транспортного коридора, по которому проасадовские силы могли бы осуществлять поддержку контингента правительственных войск, контролирующих территорию вдоль северной границы страны.
И уж тем более, этот успех не создал предпосылок для решения главной стратегической задачи Дамаска — восстановление контроля над страной, поскольку защита территории от иррегулярных повстанческих сил возможна — как более чем наглядно говорит опыт Афганистана — только и исключительно в том случае, когда закрыты границы, а сами иррегулярные формирования отрезаны от путей снабжения и поставок ресурсов (в том числе — и людских) из-за границы. В данном же случае мы видим, что к решению этой задачи режим, по тем или иным причинам, даже еще не приступил.
Более того, тактические успехи проасадовских сил — установление контроля над различными территориями в разных частях страны — в конечном итоге, как бы парадоксально это ни звучало, оборачиваются проблемами стратегического характера. Поскольку создают для Дамаска неразрешимое противоречие между необходимостью увеличения размеров подконтрольной территории и отсутствием собственных ресурсов для ее полного контроля и надежной защиты от атак иррегулярных формирований. По сути, перед нами классический «афганский капкан»: чем больше правительственных и союзнических гарнизонов — тем ресурсозатратнее их содержание, сложнее и уязвимее для атак повстанцев схема снабжения. Оценивая текущую ситуацию в Сирии следует также, что гораздо важнее, рассматривать не столько военные, сколько экономические и социальные аспекты складывающейся для Дамаска ситуации.
И если на поле боя, при желании, можно находить некие «успехи», то в этих сферах — экономической и социальной — оснований для оптимизма у симпатизирующих Асаду экспертов (причем, совершенно не важно, что лежит в основе этих симпатий) категорически не просматривается.
ДАМАСК: НЫНЕШНЕЕ СОСТОЯНИЕ РЕЖИМА
При анализе устойчивости режима Б.Асада надо отдавать отчет, что экономические, финансовые, демографические, военные и иные ресурсы Дамаска уже к концу 2015 года были полностью исчерпаны.
К настоящему времени ни один из этих ресурсов не только не восстановлен, но и приблизился к отрицательным показателям. То есть, законное правительство Башара Асада держится исключительно на внешней помощи. Собственных же сил, если по каким-то причинам эта помощь прекратится, у него будет достаточно (опять же, если антиправительственные силы — или же одна из враждебных режиму политических, этнических, конфессиональных группировок — не получат существенной иностранной помощи) лишь для удержания за собой «алавитского анклава» в Дамаске и/или Латакии.
Текущее состояние инфраструктуры страны таково, что она способна обеспечить минимальный уровень жизнедеятельности не более половины довоенного населения. С одной стороны, это делает невозможной нормальную жизнь даже в случае гипотетической победы проасадовской коалиции. С другой — переводит нынешний конфликт из гражданской войны в иную плоскость — в войну за обладание ресурсами, в войну, без особого преувеличения, за выживание.
ЭКОНОМИКА
По оценкам ряда экспертов (которые практически полностью разделяет автор), состояние сирийской экономики сегодня хуже, чем в было Германии и Японии по окончанию второй мировой войны. ВВП САР сократился с примерно $60 миллиардов в 2010 году до примерно $14 миллиардов в 2015 году, то есть — более чем на 75%. Напомню, что в конце боевых действий в 1945 году ВВП Германии сократился на 66%, а Японии — на 52%.
По имеющимся данным, 60% дееспособного населения страны являются безработными, 83% живут за чертой бедности, 2,1 миллиона жилых домов (около трети всего жилого фонда) полностью разрушено.
В сравнении с 2010 годом производство пшеницы сократилось на 20%, производство продукции животноводства и птицеводства — в среднем на 40% (КРС — 30%, овцы и козы — 40%, поголовье птицы — 50%). По сути, страна сегодня не в состоянии обеспечить собственную продовольственную безопасность и обеспечить населению минимум потребления продовольствия.
Дефицит бюджета в 2015 году составил более 20% от ВВП (в 2010 он составлял 8%) и покрывается только внешними заимствованиями (основные доноры — Иран и Китай). При этом государственный долг к концу 2015 года более чем на 100% превысил ВВП (в 2010 году этот показатель составлял 31%). Экспорт сократился более чем на 70%, импорт — почти на 40%. Причем, показатели импортных операций держатся исключительно на закупках продукции военного назначения, продовольствия и товаров первой необходимости.
Большинство местных бизнесменов покинули страну и вывели из нее свои активы. Например, 26% компаний и предприятий, зарегистрированных за 2015 год в Турции, принадлежат бизнесменам из Сирии, бежавшим за границу от гражданской войны, примерно аналогичная картина наблюдается и в Иордании.
Более наглядно ситуацию отражают статистические таблицы, приведенные в исследовании МВФ «Syria’s Conflict Economy» (Working Papers/16/123 by Jeanne Gobat and Kristina Kostial, 2016 год).
Как отмечают экономические аналитики, «если гипотетически предположить, что период постконфликтного восстановления Сирии начнется в 2018 году и рост экономики будет удерживаться на уровне 4½ процента в год, то потребуется около 20 лет, чтобы страна достигла предвоенного (2010 года) уровня ВВП».
Также, по самым скромным предварительным оценкам, физическое восстановление инфраструктуры Сирии будет стоить от $150 до $200 миллиардов долларов. При этом, сегодня никто из системных участников конфликта такую задачу даже не озвучивает, поскольку она пока совершенно неактуальна. Кроме того, ни у союзников Асада — Ирана, России, Китая, ни у его противников — США, Турции и монархий Персидского залива, попросту нет таких средств для реализации сирийского варианта «плана Маршалла». По большому счету это означает, что даже в случае гипотетической военной победы Асада экономические факторы будут способствовать превращению страны в «дикие земли» (по примеру Ливии, соседнего Ирака, Афганистана и так далее), на которых противоборствующие группировки будут вести вялотекущую войну за доступ к обеспечивающим выживание ресурсам.
ОБЩЕСТВО
Не менее катастрофическим является и состояние сирийского общества. Численность довоенного населения страны составляла 22 миллиона человек. На сегодняшний день, по данным Управления верховного Комиссара ООН по делам беженцев (UNHCR), 4,8 миллиона из них (около 22%), покинули страну.
Согласно данным, представленным международными организациями, самое большое количество сирийских беженцев зарегистрировано в Турции и Ливане, где их число составляет примерно 1,8 миллиона и 1,1 миллиона человек соответственно. Также около 630 тысяч человек находятся на территории Иордании, 250 тысяч в Ираке, более 130 тысяч в Египте и 24 тысячи в различных районах Северной Африки.
При этом, соседние страны уже с трудом принимают их. Последний доклад УВКБ ООН показал, что 629 тысяч человек сейчас находятся в Иордании. Это значит, что в стране с населением 6,8 миллионов человек каждый десятый теперь — беженец из Сирии. Еще более критическая ситуация в Ливане, где 1.150.000 беженцев приходятся на приблизительно 4.460.000 жителей.
Еще 6,6 миллиона являются «внутренними беженцами», то есть — вынуждены были покинуть места прежнего проживания.
«Данное количество беженцев одного конфликта за поколение является самым большим. Данный народ заслуживает мировой поддержки, а вместо этого живет в суровых условиях и все глубже погружается в крайнюю бедность», — отмечается в докладе UNHCR за нынешний, 2016 год.
География основных потоков сирийских беженцев
Вполне очевидно, и здесь следует вновь обратиться к афганскому опыту, что значительная часть беженцев находятся в состоянии перманентного социального и экономического стресса. Что, в свою очередь, ведет часть их к маргинализации, а впоследствии создаст огромные проблемы их социальной адаптации для властей, даже если они вернуться в Сирию.
Кроме того, наметилась еще одна тревожная для Дамаска тенденция, которую отметила эксперт по Сирии, профессор Университета Аризоны Лейла Хадсон: «на территориях, подконтрольных президенту страны Башару Асаду, жизнь для многих течет в каком-то смысле по-прежнему, и о войне напоминает разве что высокая инфляция и экономический спад. Однако, растет количество молодых людей, желающих перебраться через границу».
По сути, это означает, что значительная часть сирийской молодежи больше не связывает свою судьбу со своей страной, вне зависимости от исхода гражданской войны. И в ближайшем будущем эта проблема приобретет, если уже не приобрела, системный характер.
Столь масштабные сдвиги не могли не отразиться на общей ситуации с демографией, здравоохранением и образованием. Помимо массовой безработицы и тотального обнищания, средняя продолжительность жизни снизилась на 20 лет, катастрофически ухудшился доступ к услугам здравоохранения. Так, например, уровень детской вакцинации составляет сегодня лишь около 60% от 99–100% в 2009–2010 годах.
Около двух миллионов сирийских детей не посещают школу, а общее количество этих школ в стране сократилось более чем на четверть. 3,7 миллиона детей родились в семьях «внутренних мигрантов» и не имеют нормального доступа ни к образованию, ни к медицинской помощи, а их родители — к воде и электроэнергии.
Социальная сфера в Сирии находится в системном кризисе, но, как и в случае с экономикой, никто из участников конфликта в стране и их иностранных союзников не имеет представления о путях выхода из него.
АРМИЯ
Вполне очевидно, что правительственные вооруженные силы, даже при тех усилиях, которое руководство страны вкладывает в поддержание их боеготовности, оказались поражены теми же системными проблемами, что и страна в целом.
Когда масс-медиа сообщают об успехах или неудачах правительственных войск, необходимо четко понимать, что личный состав сирийской армии — всего около 50–60 тысяч человек — на две трети используется исключительно для несения гарнизонной службы. Еще порядка 10–15 тысяч — неприкосновенный резерв, личная гвардия Асада, держащая под контролем ключевые точки в Дамаске и Латакии. Примечательно, что даже этот резерв в нынешнем году перебрасывался на наиболее важные направления боевых действий за пределами своих зон ответственности, чего не было за все пять лет войны. Что же касается «ополченцев», выступающих на стороне Асада (около 40 тысяч человек), то — как и в прошлом году — большая часть из них оставались «отрядами местной самообороны», защищающими только свои населенные пункты и избегающими поддержки правительственных войск и их союзников на поле боя в наступательных операциях в других провинциях страны.
Как и ранее, военно-промышленный комплекс Сирийской Арабской Республики практически полностью утрачен, его возможностей на сегодняшний день достаточно лишь для «полевого» ремонта военной техники. Причем, мощности для ремонта самолетов сирийских ВВС и сложных систем вооружений полностью отсутствуют. Восполнение боевых и небоевых потерь в технике возможно только за счет внешних поставок.
То есть, боевые возможности правительственных войск не восстановлены, как не остановлен и процесс их деградации. Деформация военного потенциала Сирии приняла необратимый характер. Ни в малейшей степени не будет преувеличением сказать, что режим в Дамаске держится исключительно «на иностранных штыках», в первую очередь — на тех силах, которые бросили в его поддержку Иран и движение Хизбалла.
Для доказательства этого тезиса вполне достаточно привести данные о военной поддержке, которую Дамаску оказывает Тегеран.
На сегодняшний день непосредственно в боевых действиях на территории Сирии с иранской стороны задействованы:
— силы Корпуса стражей исламской революции — от 8 до 10 тысяч;
— 65-я воздушно-десантная бригада специального назначения NOHED (принимала участие в боях за Алеппо) трехбатальонного состава — около 3000 тысяч человек;
Нарукавный шеврон NOHED
— отдельные танковые и артиллерийские части (до батальона/дивизиона) — 3 тысячи человек личного состава.
Общие затраты Ирана на поддержку Башара Асада с начала конфликта составили около $100 миллиардов. На различные социальные выплаты семьям иранских военнослужащих, принимающих участие в боевых действиях на территории Сирии, а также на аналогичные цели в отношении семей бойцов шиитских батальонов из других стран (о которых чуть ниже) Тегеран расходует от $80 до $90 миллионов долларов ежемесячно.
Кроме того, Иран вооружает и снабжает следующие формирования, воющие на стороне Башара Асада в Сирии:
— шиитские батальоны из Ирака — около 10 тысяч человек;
— формирование Fatemiyoun из афганских шиитов-хазрейцев — более 15 тысяч человек;
— формирование Zeinabiyoun из шиитов Пакистана — до 7000 человек;
— подразделения движения Хизбалла — около 20000 человек, имеющих на вооружении также тяжелую бронетехнику и артиллерию. Причем, следует отметить, что для ведения боевых действий в Сирии руководство движения, как стало известно в 20-х числах ноября 2016-го года, приступило к формированию 5-го «штурмового корпуса» (4-й создавался в 2015 году при содействии российских советников).
По сути, именно на эти иностранные формирования (иранские, шиитские, Хизбалла) и ложится основная тяжесть полевых операций проасадовских сил в Сирии. Дамаск и лично Асад прекрасно осознают все угрозы и вызовы подобной ситуации, однако выправить ситуацию, то есть восстановить потенциал и дееспособность собственно сирийских правительственных войск, оказываются не в состоянии.
Что, кстати, получило свое подтверждение в ходе консультаций, прошедших между руководством Сирийской Арабской Республики и военно-политической делегацией Пекина осенью нынешнего года. В ходе этих консультаций, как сообщили хорошо информированные источники, сирийская сторона прямо признала, что, в частности, состояние офицерского корпуса и дефицит младшего командного состава в правительственной армии делает надежды на возрастание в ближайшее время ее роли на поле боя безосновательными.
Таким образом, все достигнутые «успехи» сирийской армии на сегодняшний день являются успехами иностранных сил, выступающих на стороне Асада. Военный же потенциал Дамаска в настоящее время находится в критическом состоянии.
ПЕРСПЕКТИВЫ РАЗВИТИЯ СИТУАЦИИ В СИРИИ
Сирийский конфликт готов к переходу в новую фазу. Свержение Башара Асада возможно только в случае наращивания Соединенными Штатами и Евросоюзом финансовой, военной и политической поддержки антиправительственным силам, на что ни Вашингтон, ни его союзники по НАТО пойти в ближайшей перспективе не готовы. В том числе — и из-за нежелания брать на себя обязательства по послевоенному обустройству страны и принимать обременения в виде борьбы с «филиалами» Daesh, базирующимися на сирийской территории. Кроме того, разрешение конфликта в пользу одной из сторон Вашингтону и ЕС представляется политически невыгодным, поскольку в настоящее время его противники — Москва и Тегеран — активно расходуют в Сирии свой военно-политический и экономический ресурс, который в противном случае мог бы быть использован в антизападных целях.
У союзников и противников Башара Асада регионального уровня — Ирана, с его интернациональными шиитскими формированиями, и России с одной стороны, Турции и Саудовской Аравии с другой — недостаточно ресурсов для того, чтобы, во-первых, самостоятельно добиться коренного перелома в ходе конфликта, а, во-вторых, впоследствии восстановить возможности лояльного к ним режима по жизнеобеспечению населения страны до приемлемого уровня (без чего полноценное прекращение гражданской войны невозможно).
У местных же игроков — режима Башара Асада и его противников — подобный ресурс вообще отсутствует, а имеющиеся возможности позволяют лишь поддерживать сложившееся к концу 2015 года территориальное статус-кво. Идея же о том, что режим в Дамаске или же его оппоненты могут, в случае своей победы, восстановить страну хотя бы до уровня 2010 года и в дальнейшем обеспечить ее развитие — является не более чем фантазией.
Более того, преодоление возникших деформаций сирийского государства вообще не стоит в повестке дня всех участников конфликта, при том, что эти деформации — развал экономики и деградация общества — приняли, как представляется, необратимый характер.
В связи с этим никакие военные успехи/неудачи противоборствующих сторон на поле боя не имеют абсолютно никакого принципиального значения, представляя собою лишь информационный повод для масс-медиа и пропаганды.
Более того, вопрос «кто победит в сирийском конфликте, Асад или его противники?» полностью лишен смысла, поскольку кто бы ни победил — ему придется иметь дело с территорией, во-первых, представляющей собою «экономический пустырь», а, во-вторых, пораженной деятельностью многочисленных повстанческих группировок, ведущих борьбу за ресурсы для жизнеобеспечения подконтрольных им этнических, конфессиональных и иного характера групп.
В подобных условиях на среднесрочную перспективу все системные участники конфликта будут стремиться к созданию и удержанию на сирийской территории своих протекторатов и достижению между ними относительного равновесия. Что, естественно, не исключает между данными протекторатами перманентных вялотекущих вооруженных конфликтов. Как бы пессимистично это не звучало, но о едином государстве — Сирийской Арабской Республике — игравшем серьезную роль на Ближнем Востоке, необходимо забыть и готовиться к появлению в Леванте «территории хронической нестабильности», аналогичной Афганистану, Ливии, Ираку и другим, имевшим несчастье оказаться в геополитических «жерновах».
Источник
