Помощь сша странам снг

Помощь сша странам снг

Госдепартамент США зачастую осуществляет свою деятельность в иностранных государствах через федеральное Агентство по международному развитию — USAID. Одно из основных направлений, где USAID работает в последние годы, — республики бывшего СССР. Американское агентство почти каждую неделю направляет средства на всевозможные проекты для работы с русскоязычным населением в регионе, поддержку гражданских активистов, создание новых СМИ, консультации по эффективному госуправлению и, конечно же, распространению демократии. Чаще всего в техзаданиях к грантам Госдепа содержится именно такая цель — распространение американских демократических ценностей в том или ином государстве.

USAID на Украине

Особое внимание американские чиновники уделяют Украине. Основной проблемой, с которой борется Вашингтон в Киеве, является коррупция. Госдеп США пытается справиться с украинским взяточничеством с 2014 года. Агентство только в том году выделило $10 млн на противодействие коррупционным процессам на Украине. Деньги пошли на «содействие экономическому росту и укреплению демократического правления в стране для будущих поколений», на повышение подотчётности должностных лиц, справедливость судебной системы и прозрачность системы госзакупок.

Затем в конце 2016 года USAID снова выделило средства на подобные цели.

«Приведение законодательной среды Украины в соответствие с европейскими стандартами, усиленный контроль граждан за действиями правительства Украины, повышение подотчётности правительства и обеспечение верховенства закона в стране», — такие меры приводились в правительственном документе, который содержал детали этого госзадания.

Кроме того, американцы собирались принять и меры по «совершенствованию избирательного процесса на Украине».

Это далеко не последний грант, который был выделен американским Госдепом для Украины. Однако, как оказалось, USAID пока не добился положительных результатов. Так, согласно исследованию международной организации Transparency International, 86% украинцев не удовлетворены попытками правительства решить проблему коррумпированности госуправления в Киеве. Ранее эта организация назвала Украину одной из 38 самых коррумпированных стран мира.

Подобный вывод сделали и в Европейском суде аудиторов.

«Несмотря на усилия по проведению реформ, Украина всё ещё воспринимается как самая коррумпированная страна в Европе», — сообщалось в докладе организации.

Летом 2017 года в неэффективности мер признались и в самом агентстве USAID. Организация подготовила отчёт, в котором было заявлено, что с 2014 года Киеву при поддержке Вашингтона не удалось реализовать реформы, которые помогли бы стране победить коррупцию.

«Успешной реализации препятствует целый ряд фактов, в том числе недостаток профессионализма у новых сотрудников полиции и отсутствие каких-либо изменений в системе министерства внутренних дел», — говорилось в документе.

В то же время Вашингтон обеспокоен и украинским здравоохранением. Так, USAID в ноябре этого года опубликовало текст госзадания, главной целью которого стало реформирование системы здравоохранения на Украине. Примечательно, что американцы ищут организацию, которая модернизирует систему на тех украинских территориях, которые находятся в зоне военных конфликтов.

«Деятельность в рамках этой цели должна быть направлена на усиление конкуренции и выбора в области здравоохранения, а также модернизацию инфраструктуры и оборудования для повышения качества услуг. Мероприятия в рамках этой цели также должны быть направлены на восстановление или модернизацию систем предоставления медицинских услуг в районах, затронутых конфликтами», — говорится в техзадании к проекту.

Подобные проекты осуществлялись USAID и в экономической сфере Украины, и в госуправлении.

Однако стоит отметить особо важное направление деятельности миссии агентства на территории стран СНГ — работу с гражданскими активистами и общественными движениями и органами местной власти.

Так, в 2015 году USAID занялось реализацией программы PULSE — The Policy for Ukraine Local Self-Governance («Политика местного самоуправления на Украине»). Цель проекта — поддержка региональных парламентов и децентрализация власти в стране.

След USAID нашёлся и на Евромайдане (в 2013–2014 годах). Тогда подконтрольный USAID фонд NED сыграл решающую роль на начальном этапе протестов в Киеве. Об этом открыто заявлено в отчётах организации.

С 2011 по 2014 год фонд направил на поддержку украинских НКО около $14 млн. При этом, по данным самого NED, входящий в состав фонда Института массмедиа активно участвовал в событиях на Майдане, которые и привели к смене власти в Киеве.

Кроме того, согласно отчёту NED, в 2013 году правозащитная группа из Харькова получила $32,7 тыс., житомирская молодёжная НКО получила $68,1 тыс., а проект «Телекритика» принял $20 тыс. ( USAID финансирует проект с 2008 года).

USAID в Беларуси

Агентство занимается подобными проектами и в Белоруссии. Так, американцы через офис USAID в Киеве планировали вовлекать белорусских граждан в процессы госуправления. Такое правительственное задание агентство опубликовало весной 2017 года.

В частности, USAID должно было сосредоточить работу с гражданскими активистами из Белоруссии и научить их влиять на так называемые демократические процессы в стране.

«Это всеобъемлющая программа обмена, поддерживающая приоритеты правительства США в сфере оказания помощи иностранным государствам путём ознакомления гражданского общества Белоруссии, частных лиц и представителей государственного сектора с демократической практикой и ценностями свободного рынка, а также побуждения их к реализации экономических и социальных преобразований в Белоруссии», — сообщается в объявлении, размещённом на сайте госзакупок.

США, согласно объявлению, планировало и создание профессиональной среды для реализации экономических и социальных преобразований в Белоруссии.

Кстати, Вашингтон не первый год направляет бюджетные средства на подобные проекты в Минске. Так, в 2016 году агентство выделило на эти цели $8,3 млн, в 2015 году цифра составила $7 млн. В 2017 году на эти проекты выделено уже $9 млн.

В то же время в Белоруссии USAID подготовило 600 активистов в период с 2005 по 2016 год. Об этом говорится в одном из тендеров агентства.

«Цель программы Community Connections в Белоруссии — поддержка деятельности USAID/Belarus, направленной на продвижение демократических и экономических реформ в Белоруссии путём поощрения участия активных граждан в демократических процессах», — отмечается в гранте.

А во время президентских выборов в 2015 году агентство перечислило активистам из республики $46 млн и поддерживало «независимые СМИ» (проект на $3,6 млн).

USAID в Молдавии

Агентство не забывает поработать и в Молдавии. В частности, в сентябре 2017 года USAID выделило $20 млн на проект по поддержке реформы децентрализации и «укреплению органов местного управления» в Молдавии.

К работе привлекут общественные организации, активистов и органы местного самоуправления опять же с целью «укрепления демократического управления».

Примечательно, что среди участников проекта американцы планируют поработать с русскими и румынскими общинами в Молдавии.

«Будет также обеспечена возможность сосредоточить работу в южных областях страны, чтобы гарантировать доступность данной программы для румынского и русскоязычного национальных меньшинств», — говорилось в задании к программе.

При этом президент Молдавии Игорь Додон, комментируя этот вопрос в разговоре с РТ, заявлял, что этот проект USAID представляет собой «очередную попытку со стороны Соединённых Штатов побороться против так называемого российского фактора в стране».

В Молдавии след агентства обнаружился и в создании негативного образа России. Об этом заявлял Игорь Додон.

«Посмотрите, что происходит с гражданским обществом Молдавии. 90–95% — это открытое финансирование USAID и Госдепа США, которое работает на создание антироссийской риторики», — рассказал Додон.

Интересно, что партнёры агентства в октябре этого года провели семинар для молдавских журналистов на тему фейковых новостей, обсудив проблему фальшивых материалов в СМИ.

В том же месяце партнёры агентства Expert-Grup, Asociatia Adept и Centrul de Resurse Juridice запустили платформу для наблюдения за осуществлением программы реформ в Молдове.

USAID в России

Политологи называют подобные проекты по развитию демократии и госуправления традиционным для США инструментом «мягкой силы». В частности, по мнению экспертов, финансируя гражданских активистов в странах СНГ, Штаты продвигают в регионе свои стратегические интересы и пытаются повлиять на внутриполитические процессы в этих государствах.

Подобные проекты власти США регулярно инициируют на территории почти всех стран СНГ — от прибалтийских государств до Армении и Грузии. Ранее деньги выделялись даже на работу с мигрантами из Средней Азии, работающими в России. Американские преподаватели в 2016 году запустили для них спецкурс. Тематикой стал геополитический конфликт между Москвой и Вашингтоном. Кроме того, эксперты из США обсудили с трудовыми переселенцами и права человека, и отношение к политике Кремля.

Стоит отметить, что в России деятельность USAID запрещена с 2012 года. Как пояснили тогда в российском МИД, агентство через распределение грантов пыталось влиять на политические процессы в РФ.

Однако USAID продолжает выделять средства на проекты в России через Национальный фонд в поддержку демократии (NED).

В частности, в 2016 году активисты из России получили от фонда более $10 млн. Деньги американских налогоплательщиков пошли на 108 проектов на территории РФ . В документах фонда указывалось, что гранты снова направлялись на демократические цели: борьбу с взяточничеством и коррупцией, поддержку различных меньшинств и защиту прав и свобод человека.

Интересно, что в 2015 году Генпрокуратура России включила NED в список «нежелательных» организаций.

Ведомство заявило, что через подконтрольные НКО фонд «участвовал в работе по признанию нелегитимными итогов выборных кампаний, организации политических акций с целью влияния на принимаемые органами власти решения, дискредитации службы в Вооружённых силах России».

Конгресс подозревает

При этом вопросы к деятельности организации возникают и у самих американцев. В частности, в конгрессе США подозревают, что USAID растрачивает деньги налогоплательщиков на неоднозначные проекты за рубежом, по факту финансируя цветные революции, беспорядки и оказывая прямую поддержку оппозиционным силам в других государствах в интересах Госдепа США.

Такое письмо в марте 2017 года написали госсекретарю США Рексу Тиллерсону шесть влиятельных сенаторов-республиканцев.

«Мы просим Вас (госсекретаря США Тиллерсона. — Ред.) воспользоваться своими полномочиями, чтобы начать расследование, которое прольёт свет на распределение денежных средств, выделяемых на продвижение демократии и улучшение государственного управления, а также изучить программы, счета и деятельность многочисленных американских организаций, участвующих в подобной деятельности», — сообщалось в письме парламентариев.

Члены конгресса считают, что администрация президента США Дональда Трампа должна разобраться, как «расходуются средства американских налогоплательщиков, чтобы остановить деятельность, которая провоцирует политические волнения и подрывает принцип национального суверенитета» иностранных государств.

Американский президент, кстати, и сам считает организацию неэффективной. Администрация Трампа весной 2017 года предложила более чем 30-процентное сокращение бюджета USAID, пожелав направить средства на внутренние проблемы США.

USAID активно работает в странах СНГ. Деньги выделяются на продвижение демократии. Но в США возникает всё больше вопросов относительно разумности таких трат. Предлагается урезать бюджет фонда на треть.

Источник

Центр военно-политических исследований

Вы здесь

Политика США в постсоветской Центральной Азии: характер и перспективы

Постсоветская Центральная Азия во внешней политике Вашингтона прошла путь от «заднего двора» России до одного из главнейших объектов американских интересов в мире. Прогнозируемое усложнение афганских проблем повлечет за собой и рост интереса США, России и Китая к региону. В этой связи возможны усиления противоречий этих держав в регионе. Однако, осознавая, что афганские проблемы несут одинаковую угрозу как Западу, так и Москве и Пекину, ключевые игроки могут договориться о взаимодействии.

В эволюции политики США в Центральной Азии можно выделить несколько периодов, в рамках которых американская стратегия в регионе менялась зачастую довольно радикально. Понимание логики этих изменений имеет большое значение для России как государства, имеющего в соответствующем регионе стратегические инте­ресы. Особенно важным анализ этих изменений становится в связи с предстоящим в 2014 г. выводом войск США из Афганистана.

Первый из таких периодов может быть отнесен к половине 1990-х гг.

1991 — 1992 гг. — администрация Дж. Буша-старшего

В 1991 г. и в первой половине 1992 г. проходил процесс дипломатического признания новых не­зависимых государств (ННГ) Центральной Азии со стороны США. В этот период в Америке наблю­далась некоторая растерянность по поводу нео­жиданно быстрого распада СССР и непонимание того, как дальше строить политику по отношению к ННГ. «У США отсутствовала сколько-нибудь по­следовательная и целостная политика по отноше­нию к странам региона» [1]. Линия, проводившаяся Соединенными Штатами, не отличалась от общей стратегии в отношении постсоветских государств: они выступали за демократизацию политической жизни и за проведение рыночных преобразований. При этом отношения с Россией воспринимались как ключевые, а ННГ были на далекой периферии американского внимания.

Ключевым страхом американцев, который со­хранялся по отношению к Центральной Азии на протяжении всей первой половины 1990-х гг. был абсолютно фантомный комплекс представлений:

а) о возможности быстрой победы фундамен­талистов при поддержке Ирана (при этом не учи­тывалось различие суннизма и шиизма);

б) о ядерном оружии на территории Казахста­на, способного превратиться в «исламскую атом­ную бомбу».

В связи с этим первоочередной заботой стала проблема избавления от советского ядерного на­следия в Казахстане, в частности, путем подписа­ния этой страной Договора о нераспространении ядерного оружия. США и Россия добились под­писания Казахстаном в мае 1992 г. Лиссабонского протокола к договору СНВ-1. Казахстан стал одним из первых получателей американских средств по программе Нанна-Лугара («Программе по совмест­ному уменьшению угрозы», «Cooperative Threat Reduction Program») [2].

Другим ключевым моментом в политике США стал поиск путей укрепления государственности и независимости стран Центральной Азии. В этом плане ставка делалась на формирование новой региональной структуры, в рамках которой «но­вые нации» имели бы возможность «сами сделать выбор» в вильсонианском духе. При этом подра­зумевалось, что этот выбор будет прозападным. Гарантией этого должно было стать вытеснение тех внерегиональных акторов, которые подозре­вались в более или менее скрытых антизападных тенденциях (прежде всего это были Россия и Иран). Эти две страны обвинялись в попытках либо «вос­создать советскую империю», либо «провести все­мирную исламскую революцию». В связи с этим 30 октября 1992 г. был принят законопроект «О поддержке свободы», который предусматривал американскую правительственную помощь ННГ (включая страны Центральной Азии) как непо­средственно, так и через МВФ.

В связи со стремлением США противостоять виртуальным попыткам «экспансии» Ирана и Рос­сии началось складывание успешного их взаимо­действия в Центральной Азии с Турцией. Послед­няя воспринималась как позитивный образец для ННГ региона.

Первая администрация У. Клинтона (1993 — 1996 гг.)

Она до определенной степени сохраняла тенденции, заложенные в президентство Дж. Бу­ша-старшего. США стремились укрепить незави­симость стран Центральной Азии, опасаясь «по­кушений» на нее со стороны России и Ирана. Этот курс, в частности, нашел свое выражение в сформу­лированной помощником президента США по на­циональной безопасности Э. Лейком осенью 1993 г. концепции «вовлечения» (engagement) [3]. Важной ее частью считалось оказание администрацией США поддержки становлению ННГ, демократическим и рыночным преобразованиям на постсоветском пространстве.

Выступая перед Конгрессом в январе 1994 г., президент Клинтон следующим образом проком­ментировал Военную доктрину России (1993 г.), ко­торая предусматривала возможность для армии РФ действовать по периметру границ бывшего СССР. Президент США призвал РФ использовать свои войска лишь с согласия соответствующих ННГ и при строгом соблюдении норм международного права. Администрация США также объявила «не­приемлемой» ситуацию, при которой российские войска вторглись бы в какое-либо из ННГ для за­щиты русскоязычного населения [4].

Парадоксально, но по отношению к России эта политика часто воспринималась самими аме­риканцами как «дружественная», направленная на укрепление демократических преобразований в ней самой, для чего РФ следовало избавиться от «имперского бремени».

США продолжали воспринимать Турцию как основную «модель для подражания» центрально­азиатскими странами. В связи с этим можно го­ворить о том, что они активно поддерживали в этот период проект реорганизации Центральной Азии по модели «тюркского мира». Одновременно США стали активно поддерживать и планы внутрирегиональной интеграции между Казахстаном, Узбекистаном и Киргизией как альтернативу СНГ.

Активно развивалась американская экономи­ческая помощь тем странам Центральной Азии (Казахстан и особенно Киргизия), которые при­няли курс на демократизацию и ускоренное станов­ление рыночной экономики («шоковую терапию»). В 1994 г. была подписана американо-казахстанская Хартия о демократическом партнерстве, где было заявлено о готовности сторон развивать «прочные и долгосрочные отношения дружбы, взаимопони­мания, доверия и уважения» [5]. Помощь Казахстану и Киргизии оказывалась как на двухсторонней ос­нове, так и в рамках работы различных междуна­родных организаций (МВФ, Всемирного банка). Как и в России, в этих двух странах активно дей­ствовали западные советники, связанные с этими организациями.

Важную роль в центральноазиатской по­литике США продолжали играть соображения безопасности и обеспечения стабильности. 5 де­кабря 1994 г. в Будапеште президент РФ Б. Ельцин, президент США У. Клинтон и премьер-министр Великобритании Дж. Мэйджор подписали Ме­морандум о гарантиях безопасности Казахстану в связи с его отказом от ядерного оружия. В этот период стали также зарождаться военные связи между странами региона и НАТО в рамках дея­тельности Совета евроатлантического партнер­ства (с 1991 г.) и программы «Партнерство ради мира» (с 1994 г.).

Роль США в обеспечении безопасности в ре­гионе была абсолютно несопоставимой с ролью России (разрешавшей в этот период ситуацию в Таджикистане и обеспечивавшей охрану внешних границ региона). Существенно, что Центральная Азия в принципе в этот период воспринималась не как зона американских интересов, а скорее как «задний двор» России [6]. Тем не менее Америка стремилась расширить свое участие в разреше­нии локальных конфликтов. В августе 1993 г. был назначен специальный координатор от США по урегулированию конфликтов в СНГ (Дж. Коллинз), а в госдепартаменте было сформировано соответ­ствующее подразделение.

Тем не менее можно заметить и некоторые спе­цифические черты политики первой администра­ции У. Клинтона. Президент-демократ во многом победил благодаря негативной реакции населения на экономический спад 1991 г. При этом предвы­борная критика Клинтоном Дж. Буша была сосре­доточена на том, что тот слишком много времени и ресурсов тратил на внешнюю политику. Поэтому неизбежной чертой демократической администра­ции стало стремление к изоляционизму, неготов­ность к ведению активной внешней политики.

В первой администрации Клинтона большую роль в формулировании политики США на пост­советском пространстве играли симпатизирующие России либералы вроде Строуба Тэлботта, которые воспринимались в США как «пророссийское лоб­би». Важной чертой центральноазиатской полити­ки новой администрации стал также приоритет демократических ценностей над собственно аме­риканскими интересами. В частности, отсутствие демократии и несоблюдение прав человека в этот период практически полностью заблокировали политические отношения США с Узбекистаном и Туркменистаном (хотя экономические контак­ты расширялись). Так, в августе 1992 г. И. Кари­мов подверг резкой критике посольство США в Ташкенте за контакты с политической оппозицией и «тенденциозные» оценки внутриполитической жизни этой страны [7].

К концу рассматриваемого периода благо­даря «контракту века», подписанному Азербай­джаном с западными нефтяными компаниями в 1994 г., стал быстро расти экономический интерес США к региону. На первый план стали выходить экономические планы по развитию нефтедобычи (прежде всего в Казахстане), ее транспортировке (строительство нефтепроводов из Каспийского региона) [8]. Постепенно росло также соперниче­ство между Россией и США.

От активизации политики США на постсо­ветском пространстве до терактов 2001 г.

С 1996 г. под влиянием осознания явных неуспехов проза­падных реформ в России и под давлением лобби внутри США, заинтересованного в росте внеш­неполитического влияния Америки, стало особо резко заметно изменение политики администра­ции Клинтона на всем постсоветском простран­стве. Тема борьбы с «российским неоимпериа­лизмом» в ННГ стала важной для президентской кампании в США в 1996 г. Слишком «мягкая» и «пророссийская» политика первой администра­ции Клинтона подверглась резкой критике со стороны республиканцев. В результате в 1997 г. на пост государственного секретаря в новой ад­министрации демократов была назначена Мадлен Олбрайт, которая была сторонницей жесткого курса США в международных отношениях. Ее собственное происхождение из Восточной Евро­пы также служило гарантией усиления интереса США к евро-азиатским проблемам.

В 1996 — 2000 гг. соперничество США и Рос­сии за влияние в ННГ стало характерной чертой американской внешней политики. В 1997 г. США включили Центральную Азию в «зону ответствен­ности» командования Центральной группировки вооруженных сил США (CENTCOM), которая контролирует ситуацию на Среднем Востоке. При этом командующий CENTCOM генерал Т. Фрэнкс отметил, что действия его группировки в постсо­ветской Центральной Азии будут в существенной степени определяться тем, какую политику эти страны проводят в отношении России [9].

Тем не менее в Центральной Азии это соперни­чество проявлялось по весьма ограниченному кру­гу вопросов (военно-политическая сфера, проекты региональной интеграции, нефтегазовые ресурсы и пути транспортировки ресурсов). Причинами были низкая в целом привлекательность региона в глазах США, антидемократичность политических режимов и традиционное отношение к нему как к «заднему двору» России [10].

Важным фактором стал экономический ин­терес. США, во многом под влиянием слишком оптимистичных оценок размеров нефтегазовых запасов Центральной Азии и региона Каспий­ского моря, активно поддерживали альтерна­тивные российским проекты транспортировки энергоносителей. В частности, это были реали­зованные проекты нефтепроводов Баку-Супса и Баку-Джейхан и не реализованные до сих пор транскаспийский нефтепровод из Казахстана и транскаспийский газопровод из Туркменистана. Поддержка оказывалась проектам ЕС в области прокладки новых транспортных маршрутов (ИНОГЕЙТ, ТРАСЕКА — «Великий шелковый путь»). В это же время очень большие усилия при­кладывались для нейтрализации иранских мар­шрутов транспортировки казахстанской нефти и туркменского газа.

Взаимосвязь двух измерений — энергетики и безопасности — вышла на первый план в функцио­нировании активно поддержанных США проектов «альтернативной интеграции» постсоветского про­странства. 10 октября 1997 г. в Страсбурге прошел учредительный форум ГУАМ. В апреле 1999 г. к этой структуре присоединился Узбекистан, в том же году он отказался продлить Договор о коллективной безопасности СНГ.

Одновременно США спонсировали и другой проект реорганизации постсоветского простран­ства — внутреннюю интеграцию в Центральной Азии: Центрально-Азиатский союз (1994-1998), Центрально-Азиатское экономическое сообщество (1998-2002) и Организацию «Центрально-Азиат­ское сотрудничество» (2002-2005). Без активной финансовой поддержки США, в частности, не воз­ник бы проект «Центразбата» — коллективного батальона трех стран (Казахстана, Узбекистана, Киргизии), существовавшего во второй полови­не 1990-х гг. Следует вместе с тем учесть, что в тот период Каспий рассматривался американскими стратегами как регион, тяготеющий к Кавказу. В структуре законодательной и исполнительной власти США им занимались другие подразделе­ния — и энергетический фактор не выходил на первое место в политике Вашингтона в Средней Азии» [11].

В рамках ближневосточной политики США, тесно завязанной на стратегическое партнерство с Израилем, Центральная Азия также рассматри­валась в рамках проекта «Большого Ближнего Востока» [12], а в рамках отношений с Турцией — по-прежнему как часть потенциального прозападного «тюркского мира».

В 1996—2000 гг. в собственно центральноази­атской политике США главным новым фактором стало установление стратегического партнерст­ва с Узбекистаном. Эта страна, расположенная в середине Центральной Азии, унаследовавшая ее ключевые культурные центры, располагающая самым большим населением и мощная (по мест­ным меркам) в военном отношении, восприни­малась американцами как «ключ» к региону. США стали поддерживать подчеркнуто независимую от России внешнюю политику Узбекистана и его стремление играть роль «фокуса» центральноа­зиатской интеграции. Однако для самих амери­канцев партнерство с авторитарным режимом Каримова было достаточно болезненным. Это, в частности, вызывало попытки одновременно с «дружбой» оказывать на Узбекистан давление в пользу «смягчения» режима.

Важным шагом на пути установления пар­тнерства двух стран стала первая личная встре­ча У. Клинтона с И. Каримовым в июне 1996 г. В 1990-х гг. Узбекистан всемерно старался под­держивать США. Например, при голосовании на Генеральной Ассамблее ООН в ноябре 1996 г. резолюции с осуждением американского эмбарго в отношении Кубы против резолюции проголо­совали три государства — США, Израиль и Узбе­кистан. В 1998-1999 гг. Узбекистан, в противовес России, политически поддерживал готовность США применить силу против иракского режима. Это государство стало также одним из самых ак­тивных в регионе участников программы НАТО «Партнерство ради мира».

Тем не менее развитие партнерства США и Узбекистана шло скорее по линии усиления проамериканской и антироссийской риторики. В 1996-1997 гг. Узбекистан заявлял о необходи­мости заменить Россию в роли главного постав­щика вооружений для национальной армии [13]. В этой стране в рамках постсоветского пересмотра истории была также развязана настоящая анти­русская кампания [14].

Развивались отношения США (правда, в основном в политико-экономической сфере) и с намного более ярко выраженным диктаторским режимом С. Ниязова в Туркменистане. При этом ключевыми взаимными интересами стали про­блемы строительства транскаспийского и тран­сафганского газопроводов. Последняя проблема остро встала в рамках южноазиатской политики США по стабилизации Афганистана, «прируче­нию» режима «Талибан» и помощи своему союз­нику — Пакистану. С политической точки зрения США одобряли дистанцирование Туркменистана в рамках политики «позитивного нейтралитета» от России и инициированных ею интеграционных процессов на постсоветском пространстве.

Повлияла на американскую политику в Центральной Азии и проблема «Талибана». Это движение, первоначально активно поддержанное Пакистаном при благожелательном нейтрали­тете США, постепенно превращалось в один из серьезных источников не только региональной, но и глобальной дестабилизации. В целом в пе­риод 1996-1999 гг. резко выросло влияние США в регионе. При этом к первой группе стран, уста­новивших тесное взаимодействие с Америкой еще в начале 1990-х гг. (Казахстан и Киргизия), примкнули еще две (Узбекистан и, по ряду вопро­сов, Туркменистан). Лишь отношения с Таджи­кистаном, политический режим которого в этот период полностью зависел от поддержки России, оставались во многом «замороженными».

Тем не менее в 1996 — 1999 гг. по многим при­чинам (отсутствие сильного экономического ин­тереса, понимание региона как «заднего двора» России, существование авторитарных режимов) Соединенные Штаты не были готовы тратить су­щественные ресурсы на политику в Центральной Азии. Это в дальнейшем снизило американское влияние в регионе, чему немало способствовали острая ситуация в Афганистане и активизация политики России.

1999 — 2001 гг. можно описать как период определенного «исчерпания» потенциала роста американского влияния в Центральной Азии. Это было связано с общим концептуальным кризисом политики США на постсоветском пространстве. После дефолта 1998 г. крах прозападных реформ в России стал окончательно свершившимся фак­том. Политические противоречия между США и Россией, после того как Е. Примаков стал Предсе­дателем Совета министров РФ, также резко обо­стрились, вплоть до грани военного конфликта (например, по поводу натовской военной опера­ции в Югославии).

Надежды, связанные с партнерством с США, особенно у руководства Узбекистана, не реализо­вались. США становились все более враждебны­ми «Талибану». Однако они пока не были гото­вы к принятию каких-то серьезных военных мер против этого движения. В то же время партнер­ство с Россией и Китаем давало странам региона надежду на какую-то реальную защиту. Кроме того, «Талибан», угрожавший безопасности Цен­тральной Азии, продолжали воспринимать в ре­гионе как американо-пакистанскую креатуру. В связи с ростом исламской угрозы (например, с терактами в Ташкенте или вторжениями боеви­ков Исламского движения Узбекистана (ИДУ) на территорию Киргизии и Узбекистана в 1999 и 2000 гг.) политические режимы региона также все болезненнее воспринимали американскую критику, связанную с недостаточной демокра­тичностью и нарушением прав человека.

Политика США после терактов в Нью-Йорке и Вашингтоне

Радикальные изменения в американской по­литике в Центральной Азии произошли после те­рактов в Нью-Йорке и Вашингтоне 11 сентября 2001 г. Центрально-Азиатский регион на период антитеррористической операции в Афганистане превратился в один из главнейших объектов амери­канских интересов в мире. С согласия России США получили для обеспечения операции в Афганиста­не военные базы в Узбекистане (Карши-Ханабад) и Киргизии (база «Ганси» в Бишкекском аэропорту «Манас»). Росло также военно-политическое со­трудничество с Казахстаном и Таджикистаном (последний стал переходить от преимуществен­ной ориентации на Россию к многовекторной по­литике).

В регионе вновь начался рост влияния США, проявившийся в серии военно-политических до­говоренностей со всеми центральноазиатскими государствами, за исключением Туркменистана [15]. Администрация Дж. Буша-младшего также резко увеличила экономическую помощь странам реги­она: помощь Узбекистану с октября 2001 г. выросла втрое (до примерно 300 млн долларов) [16]. Резко вы­росла и военная помощь Казахстану. С лета 2003 г. США финансировали строительство совместной военной базы в портовом городе Атырау в богатом нефтью районе Каспия [17].

Одним из основных игроков, ставшим вновь делать попытки вытеснить Россию из Централь­ной Азии, был Узбекистан. В частности, этой цели служила попытка вновь активизировать процесс центральноазиатской интеграции путем создания ОЦАС. Не менее активной была и риторика Таш­кента. Так, в апреле 2002 г. президент Узбекистана И. Каримов заявил: «Решающую роль в снятии напряженности и опасности на южных рубежах Узбекистана сыграли исключительно США, их решимость и хорошо подготовленные вооружен­ные силы, а не участники Договора о коллективной безопасности» [18].

Антитеррористическая операция привела к радикальным сдвигам в региональных военных интересах США. В 2002 г. министр обороны Д. Рам­сфелд в докладе президенту и конгрессу отмечал: «Все пространство широкой дуги нестабильности от Ближнего Востока до Северо-Восточной Азии превратилось в «гремучую смесь» из усиливающих­ся и слабеющих региональных держав» [19]. Ответом стала глобальная передислокация военных сил, призванная обеспечить стратегический контроль над «дугой нестабильности» [20].

Одновременно с усилением военной актив­ности США происходил и рост интереса к Цен­тральной Азии со стороны НАТО. После последне­го этапа своего расширения весной 2004 г. НАТО достигла границ СНГ. Одновременно в рамках операции ISAF Североатлантический альянс был активно вовлечен в афганскую ситуацию. В резуль­тате на саммите НАТО в июне 2004 г. в Стамбуле было объявлено о планах организации обратить особое внимание на сотрудничество со странами Южного Кавказа и Центральной Азии [21]. Резуль­татом стала серьезная активизация деятельности альянса в Центральной Азии [22].

В США в этот период происходил очень серьез­ный пересмотр принципов центральноазиатской политики. Стала утверждаться точка зрения, кото­рую сами американские эксперты характеризуют как «агрессивный реализм» [23]. В ее рамках была сде­лана следующая попытка разрешить дилемму «цен­ности — интересы». США необходимо максимально активно защищать свои национальные интересы в Центральной Азии, так как именно США являются воплощением идей демократии и свободы. Однако защита американских интересов будет более эф­фективной, а результаты антитеррористической операции более стабильными, если удастся сменить политические ориентации существующих в регио­не режимов в пользу демократии. По сути, дилемма не была, таким образом, разрешена, так как обе ее части сохранились под маской изменившей­ся риторики. Правда, противоречие попытались устранить, предположив, что центральноазиатские режимы действительно удастся изменить и что это изменение приведет к большей стабильности. Попытка реализовать эти идеи привела позднее к «цветным революциям». Утверждение «агрес­сивного реализма» совпало с кратким периодом господства во внешней политике США экспертов «неоконсервативного направления».

Интерес к Центральной Азии в контексте южноазиатской политики США стал причиной возникновения нового проекта реорганизации структуры регионального порядка «Большая Цен­тральная Азия» [24].

Политику США в регионе стала характеризовать новая совокупность принципов

Центральная Азия более не является «задним двором» России. Совместные попытки России и КНР стабилизировать ситуацию в регионе провалились. Они не смогли создать в регионе никаких эффективных структур регионального порядка. Поэтому рост американского вмеша­тельства во многом отвечает как российским, так и китайским интересам [25]. Последнее основыва­лось на явно фантастическом предположении, что и показала реально проявленная РФ и КНР озабоченность попытками сделать американ­ское военное присутствие долговременным или даже постоянным. Так, например, руководитель Центрального командования генерал Т. Фрэнкс заявлял, что американские вооруженные силы будут находиться в Центральной Азии «столько, сколько нужно».

Противоречивость «агрессивного реализма» сказалась в том, что США так и не смогли выбрать, готовы ли они сотрудничать с существующими в Центральной Азии политическими элитами или нет. США достаточно холодно отнеслись к попыт­кам Ташкента использовать американскую мощь для борьбы с базировавшимся в Афганистане и союзным с «Талибаном» ИДУ

Более того, 20 августа 2002 г. госдепартамент США выпустил специальный информационный доклад, в котором содержались сведения о качест­венном изменении политики США по отношению к Узбекистану и Киргизии, то есть обоим государ­ствам, которые воспринимались как ключевые для американского военного присутствия в регионе. Они становились объектами первоочередного внимания Бюро по вопросам демократии, прав человека и труда Госдепартамента США. Последнее должно было обеспечить становление политиче­ских партий в этих странах, создать типографские возможности, которые бы обеспечили доступ на­селения к свободным и независимым источникам информации, поддержать программу укрепления независимой журналистики [26]. Очевидно, что с точ­ки зрения политических элит Узбекистана и Кир­гизии речь шла о вмешательстве во внутреннюю политику стран, направленную на изменение и даже свержение режимов И. Каримова и А. Акаева.

Американское посольство в Киргизии под­держало оппозиционные выступления против президента Акаева, которые прошли в марте – мае 2002 г. [27] В Узбекистане организовывались ресур­сные центры, предоставлявшие свои технические возможности для поддержки оппозиции [28]. Сходная политика, которая способствовала изменению по­литического режима, проводилась и в некоторых других постсоветских странах, в частности в Грузии и Украине.

Именно в последних двух странах и произош­ли первые «цветные революции» (2003 г. — Грузия, 2004 г. — Украина). В марте 2005 г. А. Акаев был свергнут в ходе «революции тюльпанов». Однако пришедшее ему на смену правительство оказалось первоначально в большей степени антилиберальным, пророссийским и прокитайским, чем свер­гнутое. Лишь незадолго до свержения Бакиева в 2010 г. отношения между Бишкеком и Москвой резко ухудшились.

В мае 2005 г. после подавления волнений в Ан­дижане, организованных исламистским и отнюдь не прозападным движением «Акрамия», узбекское правительство обвинило в организации этих со­бытий западные неправительственные фонды и правительство США. Сотрудничество с Америкой было свернуто, а войска США были вынуждены покинуть базу Карши-Ханабад. Узбекистан после этого в течение определенного времени стал ори­ентироваться в своей внешней политике на Россию и Китай.

В результате в 2005 — 2008 гг. возник новый кризис центральноазиатской политики США, сов­павший по времени со вторым сроком президент­ства Дж. Буша-младшего. «Агрессивный реализм» привел к тому, что отношения с большинством стран региона было очень серьезно испорчены. Не было никакой концептуальной ясности по поводу того, каким образом их исправлять, хотя сами стра­ны Центральной Азии (Узбекистан, Таджикистан) посылали сигналы о наличии готовности к этому. США сохраняли свои интересы и на восточном побережье Каспия, хотя внутриполитическая ситуация в Казахстане все больше подвергалась критике. Отношения с Россией и Китаем в Цен­тральной Азии окончательно превратились в жест­кое соперничество. При этом, несмотря на опреде­ленное расхождение интересов, обе страны тесно сблизились и часто выступали в противостоянии с США в Центральной Азии «единым фронтом».

Ситуация осложнялась тем, что США больше не имели свободных ресурсов для центральноази­атской политики, так как они были заняты Ираком, а экономическая ситуация в самой Америке нака­нуне начала глобального экономического кризиса не способствовала активной внешней политике.

Война с «Талибаном» в Афганистане шла все хуже, а «наркотизация» экономики страны про­грессировала. При этом дестабилизация ситуации в соседнем Пакистане, где ряд окраинных племен­ных территорий оказался под контролем местных талибов, все более внушала опасения. Будучи заня­тыми в Ираке, Соединенные Штаты очень хотели бы, чтобы страны ЕС взяли на себя большую долю ответственности за ситуацию как в этой стране, так и в Центральной Азии в целом. В результате, по сути, разворачивался процесс постепенного ча­стичного «ухода» США из региона, который аме­риканские стратеги надеялись компенсировать все большим вовлечением Европы. Однако накопле­ние проблем в Афганистане и Пакистане привело к тому, что позднее приоритетное внимание новой администрации Б. Обамы вновь перешло от Ирака к Афганистану.

Президентство Обамы и перспективы новой региональной политики США

В ситуации глобального экономического кризиса резко ускорились процессы упадка «од­нополярной» модели глобального управления, связанной с лидерством США. Это проявляется уже в региональной политике новой демократи­ческой администрации Барака Обамы. Ключевой проблемой, которую призвана была решать но­вая администрация, стал экономический кризис, начавшийся во второй половине 2008 г. В связи с этим приоритетными для США стали внутрен­ние и международные экономические проблемы, связанные с экономическим кризисом. Все прочие проблемы превратились, по сравнению с этим, во второстепенные.

Однако новая администрация унаследовала от администрации Дж. Буша-младшего и целый ряд актуальных внешнеполитических проблем, которые имеют непосредственное отношение к Центральной Азии. Приход к власти демократов во многом стал реакцией на банкротство модели внешней политики, разработанной в интеллекту­альном и экспертном плане «неоконсерваторами» в республиканской администрации. В рамках этой доктрины предусматривалось активное распространение и даже насильственное вне­дрение институтов демократии по всему миру. Это должно было способствовать, по мнению соответствующих экспертов, укреплению гло­бальных позиций США и одновременно за счет консолидации нации преодолеть ее внутренний «моральный упадок».

Однако в реальности эта идеология привела к длительной войне в Ираке, уменьшению попу­лярности США по всему миру и бессмысленной трате огромных материальных средств. Реализация политики «неоконсерваторов» была поддержана в пропагандистском плане абсолютно не соответст­вовавшей реальности идеей о наличии потенци­альной связки между глобальным терроризмом и оружием массового поражения в Ираке (факти­чески сфальсифицированное «иракское ядерное досье» и т.п.). При этом реальная угроза в Афга­нистане, откуда и были скоординированы терро­ристические атаки 9/11, была практически забыта.

Именно последнее и стало ключевой внешне­политической идеей Б. Обамы в период его пре­зидентской кампании. Важнейшей задачей новой администрации стал вывод войск из Ирака, пе­реключение всех наличных военных ресурсов на Афганистан и Пакистан, решение афганской про­блемы и последующий «выход» из региона. В этом плане война в Афганистане и на племенных тер­риториях Пакистана и соответственно проблема обеспечения северного маршрута снабжения войск в среднесрочной перспективе оказалась фактором, серьезно привязывающим американские интересы к пяти странам постсоветской Центральной Азии. Реализации этой задачи способствовало то, что в период, предшествовавший приходу к власти де­мократов, американские военные сумели «перело­мить» ситуацию в Ираке. Сходные методы решения проблем было решено перенести и на Афганистан.

Наибольшие изменения в плане внешней по­литики США в реальности произошли на уровне ментальности руководящих кругов и идеологии соответствующих экспертов. Изменения в этом плане по сравнению с администрацией Дж. Буша-младшего разительны. Неоконсерваторы и ради­кальные республиканцы в 2009-2010 гг. были пол­ностью устранены от всех рычагов управления. В преддверии новых президентских выборов Обама провозгласил новую американскую стратегию, в которой решающую роль стал играть Азиатско-Тихоокеанский регион. По сути, в рамках деятель­ности новой администрации произошло призна­ние реального факта общего упадка американских возможностей в одиночку определять ключевые глобальные процессы. Ниже мы проанализиру­ем ключевые последствия этих перемен в плане перспектив центральноазиатской политики США.

Во-первых, новая администрация стала фор­сировать сближение с такими важными незапад­ными глобальными акторами, как Китай, Индия и Россия. Это происходит даже за счет отношений со старыми партнерами (ЕС, Япония), несмотря на личную популярность Обамы по всему миру, и особенно в Европе. Определенное охлаждение отношений с Европой проявилось, например, в уменьшившихся количестве и продолжительно­сти встреч с европейскими лидерами. О последнем активно пишут все европейские газеты, отмечая, что Обама интересуется обзаведением новыми пар­тнерами (такими, как Китай и Индия) в намного большей степени, чем сохранением старых (страны ЕС). Разумеется, это не значит, что США откажутся от своих старых союзнических отношений с ЕС, Японией, Израилем, Южной Кореей, Турцией и Пакистаном. Соответствующее партнерство будет реализовываться и в регионе Центральной Азии. Однако США начинают все активнее маневриро­вать между своими старыми союзниками по «хо­лодной войне» и новыми ключевыми глобальными игроками.

Для Центральной Азии особенно важным было изменение политики США по отношению к России. Соответствующая политика получила название «перезагрузка отношений». В частности, она проявилось в подписании соглашения по СНВ 8 апреля 2010 г., периодически также возникло сотрудничество в плане борьбы с иранской ядер­ной программой, имел место частичный отказ от конфронтационной риторики на постсоветском пространстве. Однако в дальнейшем прежде всего из-за разногласий по американской системе ПРО «перезагрузка» затормозилась.

В результате «перезагрузки» отношений с Россией Америка де-факто пытается вернуться к образцам политики на постсоветском простран­стве, характерным для второй половины 1990-х гг. (вторая администрация У. Клинтона), когда проти­востояние между РФ и США еще не превратилось в идеологическую конфронтацию, как это было в период «цветных революций». В этом плане показа­тельна даже передача должности государственно­го секретаря жене У. Клинтона Хиллари Клинтон. Однако в результате вновь восстанавливаются и дилеммы того времени. Новая демократическая администрация заявляет, что она готова активно сотрудничать с Россией и центральноазиатскими странами. Однако это сотрудничество все еще мыслится в рамках собственных стандартов и интересов. В результате потенциальные партне­ры начинают подозревать, что эта политика лишь немногим отличается от открытых попыток «изме­нить режимы», так как речь идет о навязывании целей и стандартов сотрудничества.

Россия также продолжала реализовывать определенные элементы конфронтационной поли­тики по отношению к США в Центральной Азии. В частности, попытка администрации Бакиева, кото­рой была обещана крупная финансовая помощь со стороны России, закрыть в обмен на это ключевую для северного маршрута снабжения войск в Афга­нистане американскую военную базу «Манас» выз­вала новую волну противостояния. Бакиев затем разменял сохранение базы (в формально видоиз­мененном виде) на американскую экономическую помощь. После переворота в Киргизии 7 апреля 2010 г. борьба Москвы и Вашингтона временно еще более обострилась. При этом ситуация в российско-западных отношениях уже была обострена в связи с ранее прошедшими выборами на Украине, где в результате президентских выборов к власти пришли «антиоранжевые силы», поддержанные Россией. В результате западные СМИ активно об­виняли Россию в организации антибакиевского переворота. При этом США опасались, что вре­менное правительство нарушит американские договоренности с Бакиевым и закроет базу, чего не произошло.

В целом у США в среднесрочном и крат­косрочном плане нет больше ресурсов на такой далекий регион, как Центральная Азия. Только афганская проблема и вопросы борьбы с глобаль­ным терроризмом продолжают привязывать аме­риканские интересы к этому региону — в основном в плане обеспечения северного маршрута снабже­ния войск. В связи с этим в рамках деятельности в регионе западной коалиции будет продолжать ра­сти роль ЕС, которая, возможно, станет основным западным актором в регионе. В рамках евроат­лантической коалиции экономическая и «мягкая сила» ЕС будут поддержаны в Центральной Азии «жесткой» военно-политической силой США. Од­нако США, в силу отсутствия необходимых для этого ресурсов, будут все менее готовы к проти­востоянию с Китаем и Россией в регионе. В свя­зи с этим они будут все активнее маневрировать в регионе между своими старыми союзниками (особенно ЕС и Турцией), с одной стороны, и но­выми потенциальными глобальными партнерами (Китаем, Индией и Россией) — с другой. При этом США, опираясь на свои все еще огромные воен­но-политические ресурсы, возможно, попробуют сохранять претензии на роль ключевого арбитра между вышеперечисленными акторами в реше­нии ключевых стратегических вопросов.

Ключевым моментом, вносящим неопреде­ленность в политику США в регионе, стал вопрос о выводе войск из Афганистана. 23 июня 2011 г. президент США Барак Обама объявил о начале вывода войск США из страны уже начиная с авгу­ста 2011 г. Это решение было подкреплено такими частичными успехами, как убийство Бен Ладена, Ильяса Кашмири и ряда других лидеров-терро­ристов, что позволило заявить о положительных результатах операции в Афганистане в целом. Ме­ждународные силы в Афганистане насчитывают около 130 тыс. военнослужащих из 20 государств-членов НАТО и 28 стран, не входящих в альянс. На момент заявления Б. Обамы в контингент входили 90 тыс. американских военнослужащих (и дополнительно 16 тыс. контрактников под ко­мандованием Международных сил содействия безопасности), 9,5 тыс. британских военнослу­жащих и небольшие контингенты Польши, Ру­мынии, Испании, Германии, Франции, Италии, Канады и Турции.

Первичный вывод войск должен пройти в два этапа: 5000 военнослужащих вернулись в США летом, и еще 5000 должны вернуться до конца года. Остальные подразделения из направленных в Афганистан в свое время подкреплений — 20 тыс. солдат и 3000 сотрудников технического персона­ла — будут выведены к президентским выборам в США (конец сентября 2012 г.). Передача полного контроля за безопасностью афганским военным должна полностью завершиться к 2014 г.

Согласно американским планам, завершение пребывания США и НАТО в Афганистане еще не означает завершения миссии международной коа­лиции и соответственно их военно-политического присутствия в стране. Выводя боевые подразделе­ния из Афганистана, США будут стремиться сохра­нить свое военное присутствие в стране, оставив части небоевого, технического и иного обслужи­вания на базах, которым предполагается придать статус постоянных американских баз.

Тем не менее вывод войск США из Афганиста­на может привести к масштабной дестабилизации этой страны, наподобие того, что имело место в 1990-х гг. после прекращения советской помощи правительству Наджибуллы. В ставшем достоя­нием общественности в начале 2012 г. секретном докладе НАТО (написанном на основании инфор­мации, полученной в ходе допросов пленных тали­бов) отмечалась очень высокая вероятность того, что после вывода войск США Афганистан вновь будет захвачен «Талибаном» [29]. Такого рода оцен­ки ситуации вызвали панику в антиталибанских рядах, в связи с чем доклад был дезавуирован как нерепрезентативный.

Однако процесс вывода войск уже сейчас при­обретает достаточно хаотический характер, а также получает тенденцию к самопроизвольному ускоре­нию, что вызывает четкие ассоциации с ситуацией «выхода» американцев из Южного Вьетнама. Вывод войск происходит в условиях полной неопределен­ности с точки зрения его сроков, логистического обеспечения, позиции талибов и их союзников, перспектив мирного поиска урегулирования кри­зиса, позиций соседних стран, в первую очередь Пакистана. В январе 2012 г. президент Франции Н. Саркози заявил о том, что французские войска пре­кратят боевые операции и уйдут из Афганистана в 2013 г., то есть на год раньше объявленного НАТО срока. 1 февраля 2012 г. министр обороны США Леон Панетта заявил, направляясь в Брюссель, что международный контингент уже к середине 2013 г. перейдет к формуле «обучение и советы», прекра­тив боевые операции [30].

Уход боевых подразделений НАТО не означает, что американцы хотят полностью оставить Афга­нистан на произвол судьбы. Они желают сохранить в стране свои базы, вместе с союзниками будут поддерживать армию афганского правительства в материальном, логистическом и иных планах. Они будут также активизировать переговоры с талиба­ми с целью добиться их вхождения в коалиционное правительство. Однако предшествующий негатив­ный опыт переговоров с «Талибаном» говорит о том, что вероятность компромисса чрезвычайно низка. Слабая боеспособность правительственной армии Афганистана (например, в этой армии пра­ктически нет пуштунов — основного афганского этноса) также вызывает сомнения в ее способности удержать страну под контролем.

Вызывает вопрос и возможность США на­ладить эффективное сотрудничество с Россией и Китаем. В частности, уход из Афганистана заставит американцев все большее внимание уделять пост­советской Центральной Азии. Усложнение отноше­ний с Пакистаном уже привело к тому, что судьба войск НАТО в Афганистане полностью зависит от «северного» (через Россию и Центральную Азию) маршрута. Однако усиление американского инте­реса к Центральной Азии может вновь привести к столкновению с Россией и Китаем.

Заключение

Политика США в постсоветской Центральной Азии характеризовалась постоянными изменения­ми. В ней можно выделить четыре периода:

– в первой половине 1990-х гг. приоритет был отдан отношениям с Россией, Центральная Азия воспринималась как «задний двор» РФ. Этот пери­од совпал с президентствами Дж. Буша-старшего и первого президентства У. Клинтона;

– во второй половине 1990-х гг. произошла ак­тивизации политики США на постсоветском про­странстве, росло стратегическое соперничество с Россией, однако стратегический приоритет РФ в Центральной Азии оспаривался только частично, концепция «заднего двора» сохранялась. Этот пе­риод совпал со вторым президентским сроком У. Клинтона;

– после терактов в Нью-Йорке и Вашингтоне стратегия США в регионе стала достаточно агрес­сивной. Вход в Афганистан вызвал активизацию политики и в постсоветской Центральной Азии. Соперничество с Россией (и частично с КНР) до­стигло максимума в период «цветных революций» и войны России с Грузией в 2008 г. Этот период совпал с президентством Дж. Буша-младшего;

– в период президентства Б. Обамы делались попытки наладить диалог с Россией и КНР. Од­новременно приоритетность постсоветского про­странства, связанная изначально с европейскими делами, снизилась. Афганская политика пережила радикальные перемены от активизации боевых действий (начало президентского срока Обамы) до планов по выводу войск и роста осознания возможности поражения (конец президентского срока Обамы).

В будущем можно прогнозировать дальней­шее усложнение афганских проблем и связанный с этим рост интереса США, России и Китая к пост­советской Центральной Азии. В этой связи растет возможность усиления противоречий этих держав в регионе. Однако, осознавая, что афганские про­блемы несут одинаковую угрозу Западу, России и Китаю, ключевые игроки могут и договориться о позитивном взаимодействии. В случае переизбра­ния Обамы, возможно, шансы на то, что американ­цы будут искать пути достижения договоренности с другими великими державами, повысятся.

Примечания:

[1] Братерский М.В. США и проблемные страны Азии: обоснование, выработка и реализация политики в 1990-2005 гг. М.: МОНФ: ИСК РАН, 2005. 240 с.

[2] См.: Шилдс Дж. Программа Нанна-Лугара: отношения между США и странами-получателями помощи // Ядер. контроль. 1996. № 16. С. 17-23; Поттер У.С. Отказ от ядерного оружия: Белоруссия, Казахстан, Украина. М. [Б. и.], 1996. 53 с.

[3] Лейк Э. Новая стратегия США: от «сдерживания» к «расширению» // США: экономика, политика, культура. 1994. № 3. С. 29-38.

[4] Трынков А.А., Глущенко Ю.Н. Некоторые аспекты политики США в отношении стран СНГ и интересы России // США в новом мире: пределы могущества / Рос. ин-т стратег. исслед.; под ред. В.И. Кривохижа. М., 1997. С. 377-412.

[5] Васютович В.П. Политические отношения между Казахстаном и США // Казахстан: реалии и перспективы независимого развития / Рос. ин-т стратег. исслед.; ред. Е.М. Кожокин. М., 1995. С. 318-320. Сулейменов Т. Вопросы экономики в казахстанско-американских отношениях // Внешняя политика Казахстана: сб. ст. / редсовет: НЖ. Даненов [и др.]. М.; Алматы, 1995. С. 18-23.

[6] Братерский М.В. США и проблемные страны Азии: обоснование, выработка и реализация политики в 1990-2005 гг. М.: МОНФ, ИСК РАН, 2005. С. 180.

[7] Трынков А.А. Отношения между Узбекистаном и США // Узбекистан: обретение нового облика: в 2 т. М., 1998. Т. 2. С. 226.

[8] Братерский М.В. США и проблемные страны Азии: обоснование, выработка и реализация политики в 1990-2005 гг. М.: МОНФ, ИСК РАН, 2005. С. 179.

[9] Выступление Т. Фрэнкса на слушаниях в комитете по вооруженным силам палаты представителей конгресса США 28 марта 2001 г. URL: http://franks.house.gov/ (date of access: 10.02.2002).

[10] Братерский М.В. США и проблемные страны Азии: обоснование, выработка и реализация политики в 1990-2005 гг. М.: МОНФ, ИСК РАН, 2005. 240 с.

[11] Братерский М.В. США и проблемные страны Азии: обоснование, выработка и реализация политики в 1990-2005 гг. М.: МОНФ, ИСК РАН, 2005. С. 180.

[12] Lewis B. Rethinking the Middle East // Foreign Affairs. 1992. Vol. 71, № 4. Р. 99-119.

[13] См.: Defense News. 1997, 4 February.

[14] Ахмеджанов Г.А. Российская империя в Центральной Азии. (История и историография колониальной политики царизма в Тур­кестане). Ташкент: Фан, 1995. 156 с.; Ахмедов Б. История: учеб. для 5 кл. сред. шк. Ташкент, 1999; Рахимов Ж. История Узбекистана (вторая половина XIX века-начало XX века): учеб. для 9 кл. сред. шк. Ташкент, 2001. 316 с.; Фармонов Р. Всемирная история: учеб. для 8 кл. сред. шк. Ташкент, 2001; Костецкий В. История Узбекистана. Ташкент, 2002; Салимов Т. Всемирная история: учеб. для 8 кл. сред. шк. Ташкент, 2000; Хидоятов Г.А. Всемирная история: Новейший период: учеб. для учащихся 10 кл. сред. шк., акад. лицеев и колледжей. 2-е изд., испр. и доп. Ташкент: Шарк, 2002. 400 с.

[15] Wishnick E. Strategic consequences of the Iraq War: U.S. security interests in Central Asia reassessed. Carlisle Barracks: Strategic Studies Inst.: U.S. Army War College, 2004. 48 p.

[16] Terrorism: questions & Answers-Uzbekistan, 2004 // Council on Foreign Relations. URL: http://www.terrorismanswers.org/coalition/uzbekistan.html (date of access: 14.10.2004).

[17] Kazakhstan Building Military Base on Caspian With U.S. // EURASIANET. URL: http://www.eurasianet.org/resource/kazakhstan/hypermail/200310/0013.shtml (date of access: 14.10.2004).

[18] Сообщение ИТАР-ТАСС. 2002. 5 апр.

[19] Rumsfeld D.H. Annual Report to the President and the Congress (Washington, 2002) // U.S. Department of Defense. URL: http://www.defenselink.mil/execsec/adr2002/index.htm (date of access: 14.10.2004).

[20] Feith D.J. Transforming the Global Defense Posture. Washington: [S. n.], 2003. 33 p.

[21] Istanbul Summit Communique, Istanbul, 28 June 2004 // NATO [Electronic resource]. URL: http://www.nato.int/docu/pr/2004/p04-096e.htm (date of access: 14.10.2004).

[22] См.: Барабанов О.Н. Политика НАТО в отношении государств Центральной Азии и Закавказья // Южный фланг СНГ. Центральная Азия — Каспий — Кавказ: Энергетика и политика. М.: «Навона», 2005.

[23] Collins, K. Stabilizing or destabilizing Central Asia? The Great Powers and Central Asia After September 11 // Paper Presented at the Conference: Reconfiguring East and West in the Bush-Putin Era. Berkeley, 13. 14.04.2002.

[24] Starr S.F. A Partnership for Central Asia // Foreign Affairs.- 2005. — July/August. URL: http://www.foreignaffairs.org/20050701faessay84412/s-frederick-starr/a-p. (date of access: 19.02.2009); Economic cooperation in the wider Central Asia region / W. Byrd [et al.].- Washington: World Bank Publ., 2006. 80 p.

[25] Братерский М.В. США и проблемные страны Азии: обоснование, выработка и реализация политики в 1990-2005 гг. М.: МОНФ, ИСК РАН, 2005. 240 с.

[26] Сообщение ИТАР-ТАСС. 2002. 23 авг.

[27] См.: Выступление помощника госсекретаря Л. Крейнера на слушаниях в комитете по иностранным делам Сената США 27 июня 2002 г. URL: http://www.state.gov (date of access: 02.04.2003); Выступление заместителя помощника госсекретаря Б.Линна Паско на слушаниях в комитете по иностранным делам Сената США 27.06.2002 г. URL: http://www.state.gov (date of access: 02.04.2003).

[28] Выступление помощника госсекретаря Л.Крейнера на слушаниях в комитете по иностранным делам Сената США 27 июня 2002 г. URL: http://www.state.gov (date of access: 02.04.2003).

[30] Блинов А. Готовится отступление из Афганистана. Вашингтон пытается договориться с «Талибаном». НГ. Дипкурьер. №2 (176). 06.02.2012. С. 12.

Источник