Особенности культуры стран латинской америки

Богатейшая культура стран Латинской Америки

Культура стран Латинской Америки настолько многогранна, что ее трудно уместить в какие бы то ни было рамки. Каждое латиноамериканское государство представляет собой, по сути дела, своеобразный мультикультурный конгломерат, который можно взять за основу и другим регионам мира. Однако мирное сосуществование различных культур даже в рамках одной страны для Латинской Америки было характерно не всегда. Правда, болезни роста пережиты, и теперь Центральная и Южная Америка демонстрируют неплохие темпы роста и настоящую толерантность к другим этносам и их конфессиональным признакам.

Такое мирное сосуществование различных культур стран Латинской Америки – плод многолетнего взаимного развитие, которое нередко выливалось и в откровенное военное противостояние. Одним из масштабных противостоянии в области культуры на территории Латинской Америки можно считать насаждение христианской религии среди индейских племен в эпоху высадки испанских и португальских конкистадоров. Удивительно, но религия, которая насаждалась, как принято говорить, огнем и мечом, была с воодушевлением принята коренным населением Латинской Америки. Индейцы, которым были поведаны основные христианские заповеди, решили, что европейская религия им очень близка. Поэтому сегодня, говоря о том, какова культура стран Латинской Америки, нужно согласовывать ее с повышенной общественной религиозностью. При этом религиозность не ограничивается приоритетом христианской веры. Существуют на территории Южной и Центральной Америки государства, в которых существенную роль играет, как это не покажется странным, индуизм и даже вудуизм. К так называемым вудуистическим государствам Латинской Америки относится Гаити. Большинство населения этой страны представляют собой потомков привезенных некогда сюда африканских рабов. Как известно, культ вуду в Африке достаточно распространен.

Культура Латинской Америки в плане развития индуизма характерна для такого государства как Суринам. Это нельзя считать странным, так как в Суринаме сегодня проживает около 37% выходцев из Индии и Шри-Ланки.

Культура стран Латинской Америки выражается и в отношении людей друг к другу. Сегодня на территории континента существуют целые кластеры государств, которые объединяются одной идеологией. В некоторых случаях – это поддержка коренных народностей. Такая политика проводится в Мексике, Перу, Эквадоре и Боливии. Параллельно развиваются государства, где культура одних народов сливается с культурой народов других, рождая новые формы национальной идентичности. Ярким тому примером можно назвать Бразилию и Аргентину. Здесь проживает наибольшее число выходцев из ряда европейских государств, которые привнесли в местные культурные традиции новые веяния. Именно так возникло массовое увлечение футболом и другими видами спорта.

Одним из проявлений культуры стран Латинской Америки, признанных во всем мире, можно считать аргентинское танго. Сегодня танго настоящая визитная карточка Аргентины, которая призвана отразить латиноамериканский темперамент.

В культуре Латинской Америки немалую роль сыграло влияние индейских верований. Так сегодня культура майя не оставляет равнодушным, пожалуй, ни одного человека на Земле.

Пестрые краски карнавалов Латинской Америки

Многие несправедливо полагают, что карнавалы Латинской Америки – это череда грандиозных и красочных мероприятий в Бразилии. Это далеко не так. Помимо Бразилии целый ряд южно- и Центральноамериканских государств проводят с определенной периодичностью свои карнавалы.

Распространенный язык стран Латинской Америки

Если говорить о наиболее распространенном языке Латинской Америки, то это испанский. Однако существует и ряд других языков, которые являются неотъемлемой частью культуры южноамериканских государств. Речь идет о португальском, английском, голландском и французском языках.

Источник

Единство в многообразии или многообразие в единстве

То, что сегодня называется Латинской Америкой,— явление исторически сравнительно молодое. Дата ее зарождения — 1492 год, когда в ходе великих географических открытий на землю Америки впервые вступили европейцы, появление которых положило начало формированию новых этнических групп, воз­никших в результате метисации и смешения культур. Это было не открытие, и даже не встреча, а столкновение двух непохожих друг на друга миров.

Романская Европа в лице Испании и Португалии, а позднее и Франции усилиями своих воинов и прелатов способствовала культурному объединению и европеизации Нового Света. Поначалу этот процесс имел поверхностный характер: эксплуатируемая масса индейцев, метисов и беднейших креолов, а позднее и негров-рабов, завезенных из Африки, была фактически отлучена от культуры колонизаторов. Это позволило ей сохранить в своих недрах исконно народные формы общественного и эстетического сознания, бога­тейший фольклор. Этот фольклор — словесно-мифологический, пе­сенно-танцевальный, скульптурно-живописный, ритуальный — ока­зался настолько жизнеспособным, что даже в самые мрачные вре­мена колоний стал проникать в романскую культуру своим миро­ощущением, своей эстетикой, помогая созданию новых, гибридных культурных ценностей. Даже католическая церковь, приспосабли­ваясь к местным условиям, не избежала определенных индейских влияний — не только в декоративном оформлении храмов, но и в самой литургии.

Завоевание независимости, ознаменовавшей вступление Латин­ской Америки на путь капиталистического развития, и связанное с этим медленное, но неизбежное приобщение к общественной жизни народных масс способствовали постепенному формированию самобытного национального и континентального самосознания ла­тиноамериканцев. В наши дни понятие «Латинская Америка», вве­денное в обиход французскими географами и политическими дея­телями лишь в середине XIX в., символизирует не только тер­риториально-географическую совокупность, но и определенное единство в общественно-историческом и культурном плане. Вот что пишет об этом современный аргентинский культуролог М. Гар­рета: «Латиноамериканское единство — это реальность, впитываю­щая в себя многие различия, вполне закономерные в рамках не­рушимой структуры высшего порядка. Идеал интеграции, который во все времена разделяли наиболее светлые умы Латинской Амери­ки, не теряет своей силы. Мы полагаем, что культурные сооб­щества, каковыми являются образующие Латинскую Америку нации, совершенствуются и взаимообогащают друг друга в границах объе­диняющего их континента» 1 .

Латинская Америка с момента своего возникновения имела культурные и иные контакты с Европой, Африкой, а позже и с англо­саксонской Америкой. В ходе исторического развития эти контакты способствовали обогащению местной культуры, добавляя в нее все новые и новые элементы. Так латиноамериканская культура посте­пенно приобретала собственное лицо. Процесс этот усиливался по мере развития средств массовой информации и включения в ак­тивную общественную жизнь все более широких слоев населения, представляющего весь расово-этнический спектр континента. Сохра­няя свою индивидуальную неповторимость, эта культура одновре­менно являет черты многочисленных народов и племен, жив­ших, боровшихся и творивших на землях Латинской Америки. Поэтому, говоря о единстве Латинской Америки, мы не должны забывать и о ее многообразии, о пестроте конкретных форм общественного и этнического сознания. Нельзя забывать также, что речь идет о далеко не завершенном процессе становления этой культуры.

Когда-то Латинская Америка и ее культурные проявления во­обще рассматривались как провинциальные, а вернее, колониаль­ные, отражавшие лишь культурные достояния метрополий — Испа­нии, Португалии, а также Франции. Европа долгое время смотрела на заокеанские экзотические страны сквозь лорнет духовного ко­лониализма. Такое «покровительственное» отношение к Латинской Америке отражало культурный европоцентризм. Его во многом под­держивали и сами латиноамериканцы: многие писатели, художники, музыканты, артисты, особенно ориентированные на привилегиро­ванные слои, считали своей alma mater Испанию, а духовной Мек­кой — Париж; их учителями действительно были главным обра­зом европейцы. И в наши дни наряду с широко распространенным тезисом о «в корне автономном характере духовных проявлений» в Латинской Америке, можно, хоть и редко, услышать заявления о том, что «. Америка — это Европа» 2 .

Не соглашаясь с подобными утверждениями, мы вправе поста­вить совсем иной вопрос: возможно ли сегодня говорить не о ла­тиноамериканской культуре вообще, а о национальных культурах стран региона?

О национальной культуре можно говорить там, где имеется на­ция, на латиноамериканском же континенте неравномерность фор­мирования наций очевидна. Она проявляется и в неравномерности развития культур отдельных стран Латинской Америки. Одни го­сударства значительно продвинулись по пути создания националь­ных культур (Мексика, Бразилия, Аргентина); другие, обладая общностью языка, территории, экономики, в культурном отноше­нии тяготеют к более развитым соседям (Уругвай); третьи раз­делены границами и экономическими барьерами, но объединены общими чертами в области культуры (страны Центральной Аме­рики). Есть и более любопытные случаи — наличие в пределах одной или нескольких стран двух различных культурных традиций, не успевших полностью переплавиться в ходе национального фор­мирования (Перу, Боливия, Эквадор). Иначе говоря, современная политическая карта Латинской Америки отнюдь не совпадает с ее культурной географией, отражающей, с одной стороны, более устойчивую обусловленность отдельных культурных зон, с другой — противоречивость и незавершенность общественных процессов на континенте. «Почти все южноамериканские нации имеют полити­ческие границы, которые не согласуются с их этнической конфи­гурацией»,— справедливо пишет Э. Мартинес Эстрада 3 .

Какие же факторы способствуют в своей основе латиноаме­риканскому культурному единству и являются общими для всего региона?

К объединяющим факторам можно было бы отнести общность территории, языка и религии, а также колониальное прошлое и экономическую отсталость. Естественно, что эти факторы действуют в разные периоды неодинаково; они могут ослабевать и даже превращаться в свою противоположность. Так, неравномерность экономического развития может привести и приводит к постепенно­му отставанию менее развитых стран от более развитых. Это на­ходит отражение и в области культуры. Даже язык претерпевает изменения, обнаруживая определенную тенденцию к дифферен­циации, хотя он продолжает оставаться одним из главных фак­торов объединения.

Общая история, общие враги в прошлом и угроза в настоящем были и остаются мощными стимуляторами единства латиноамери­канских народов. В период войны за Независимость (1800—1826) общим врагом сепаратистов, в каком бы районе колониальной империи они ни жили, была испанская корона, испанский абсо­лютизм не только как военно-административная сила, но и как носитель чуждых Новому Свету идеологии и культуры. Поэтому господствующим умонастроением и течением общественной мысли был антииспанизм. Аргентинский мыслитель, поэт и революционер Эстебан Эчеверрия (1805—1851), стоявший у истоков современной латиноамериканской культуры, через много лет после изгнания испанцев писал: «Независимая Америка еще несет на себе признаки подчинения — остатки имперской одежды той нации, которая была ее госпожой, и украшает себя ее ливреей, изъеденной молью. В основном два роковых наследия Испании — ее обычаи и ее зако­нодательство — отрицательно влияют на прогрессивное движение американской революции. Социальной эмансипации Америки мож­но достигнуть, только отвергнув это наследство и сосредоточив всю силу наших способностей на создании собственного облика» 4 .

После завоевания независимости антииспанизм молодых лати­ноамериканских народов, будучи одним из важнейших объединяю­щих эти народы факторов, ярко преломился не только в общест­венной мысли и политической публицистике, но также в фольклоре, художественной литературе, изобразительном искусстве, рождаю­щемся театре. Идеи антииспанизма, общеконтинентального единст­ва были не просто выражены в творчестве многих деятелей куль­туры Латинской Америки, но и явились той плодотворной осно­вой, благодаря которой стало возможно их появление. При этом многие из этих деятелей в силу разных обстоятельств оказались причастными к культуре не одной, а нескольких стран региона . Правда, это не относится к автору первого латиноамериканского романа «Перикильо Сарньенто» мексиканцу X. X. Фернандесу де Лисарди (1776—1827) или к выдающемуся аргентинскому писателю и государственному деятелю Д. Фаустино Сармьенто (1811 —1888), но автор первой испаноамериканской грамматики А. Бельо (1781 — 1865) был венесуэльцем и чилийцем, выдающийся поэт X. X. Ольмедо (1780—1847) — перуанцем и эквадорцем, другой выдающийся поэт, Б. Идальго (1788—1822),— аргентинцем и уругвайцем, а крупнейший художник и солдат освободительной армии X. X. Хиль де Кастро (1790—1850), о котором восторженно отзывались вожди антииспанской борьбы Боливар, Сан-Мартин, О. Хиггенс, Сукре, принадлежит Чили и Перу. Подобное двойное гражданство явля­ется свидетельством близости именно в сфере культуры молодых стран Латинской Америки.

Среди факторов, объединяющих Латинскую Америку, мы упоми­нали язык, как основу единства латиноамериканского региона. То обстоятельство, что наряду с наиболее распространенным ис­панским языком Латинская Америка говорит на португальском (Бразилия) и французском (Гаити, Гваделупа, Мартиника, Фран­цузская Гвиана), не нарушает ее общероманского единства. А поскольку язык — один из важнейших инструментов передачи и распространения культуры, все ее проявления, будучи пропущен­ными через однородный языковой «трансформатор», приобретают родственные черты.

Языковое единство Латинской Америки проявляется не всегда равномерно на территории региона: имеются обширные зоны сопри­косновения и взаимной диффузии романоязычной и англоязычной Америки. Важнейшей из них является бассейн Карибского моря, где наряду с романоязычными странами расположен ряд англо­язычных государств и зависимых территорий (Барбадос, Гренада, Сент-Люсия, Тринидад и Тобаго, Ямайка и др.).

Еще сложнее обстоит дело с многочисленными индейскими языками Латинской Америки, которых, по некоторым данным, насчитывается свыше 1500 и на которых говорит около 28 млн че­ловек 5 . Жизненная сила этих языков, сумевших выстоять в про­цессе многовековой европеизации Америки, обусловила, как уже говорилось, формирование самобытных черт в национальных куль­турах латиноамериканских стран. В отличие от английского языка (и культуры) испанский, португальский и французский языки (и культуры) оказались в Америке гораздо более «проникаемыми» и восприимчивыми к освоению лучшей части духовного, в том числе языкового, наследия Нового Света. Поэтому индейский эле­мент в целом в Латинской Америке, органически переплетаясь с романским и взаимодействуя с ним, в конечном счете не при­вел к культурной и языковой дезинтеграции региона.

Наряду с единством территории, исторических судеб и языка объединяющим фактором в культурном развитии Латинской Амери­ки является религия. Подавляющее большинство населения кон­тинента (90%) исповедует католицизм.

Во времена завоевания Америки и в колониальную эпоху, когда католицизм насаждался «огнем и мечом» среди местного населения и негров-рабов, зарождавшаяся латиноамериканская культура была теснейшим образом связана с церковью. По существу, культура колонизаторов, существовавшая в полном отрыве от эксплуатируе­мой массы, но подвергавшаяся влиянию местных условий,— лите­ратура (преимущественно в виде хроник), живопись, музыка, ар­хитектура, резьба по дереву и т. д.,— носила религиозный или полурелигиозный характер. К этому времени относится появление многих талантливых самоучек из народа — креолов, индейцев, мети­сов, мулатов,— творчество которых поддерживалось религиозными конгрегациями (Алейжадинью в Бразилии, Перес де Ольгин в Перу и Боливии, Каспикара в Эквадоре, Бартоломе де Фигероа в Колумбии и др.).

И в наши дни роль церкви, и особенно католических учебных заведений и учреждений культуры, в формировании обществен­ного сознания народных масс продолжает оставаться весьма зна­чительной. Новым явлением в недрах латиноамериканского като­лицизма следует считать появление в нем заметных антиимпериа­листических и патриотических тенденций, затронувших не только низовые звенья церковной иерархии, но и отдельных представителей епископата 6 . Известны случаи, когда священнослужители вступали в ряды партизан (колумбиец Камило Торрес) или поддерживали их. В области идеологии также произошли существенные измене­ния, свидетельством тому является появление «теологии освобожде­ния». Иными словами, религиозный фактор в условиях нынешней Латинской Америки должен рассматриваться как фактор объеди­нительного характера.

Но в регионе действуют факторы, способствующие появлению локальных особенностей в каждой культуре страны. Вот почему взгляд на Латинскую Америку как на единое целое отнюдь не снимает вопроса о ее многообразии. Это проявляется в природных условиях: преимущественно степные Аргентина и Уругвай с их бескрайней пампой; тропический гигант Бразилия с огромными не­освоенными территориями; осененные мощными андскими хребтами Перу, Боливия и Эквадор; вытянутая вдоль тихоокеанского по­бережья Чили; государства — жемчужины Карибского моря; суро­вая, опаленная солнцем Мексика. Континентальное единство в природном отношении оборачивается великим разнообразием. Быт, фольклор, архитектура, музыка, живопись, литература не могут так или иначе не отражать эти различия. Пестрая мозаика этни­ческих и психологических особенностей, богатство и разнообразие культур буквально бросаются в глаза в Латинской Америке.

Политическая карта региона также не совпадает с его куль­турной картой; последняя гораздо менее дробная. Так появляется возможность в значительной мере отвлечься от сложившегося ад­министративного деления континента и выделить более широкие и устойчивые во времени культурно-исторические зоны или суб­регионы. Зональный принцип при изучении вопросов культуры также удобен и приемлем для Латинской Америки, как и для Европы, где мы свободно говорим о славянской, романской, гер­манской, скандинавской культурных общностях. Правда, в Европе один из главных дифференцирующих признаков — язык, в то время как в Латинской Америке особое значение приобретает этнический (индейский, европейский, негритянский) состав той или иной на­циональной общности и природные условия ее проживания, хотя и язык также играет свою роль.

Существует несколько схем зонального членения Латинской Америки в соответствии с разными признаками, лежащими в основе этого членения 7 . Одна из них предложена известным доминиканским литературоведом и социологом Педро Энрикесом Уреньей (1884— 1946).

В своей работе «Шесть эссе в поисках нашего самовыражения» (1928) он предложил сгруппировать страны только «испанской» Америки в восемь зон или субрегионов. Некоторые из них совпадают с границами государств, другие объединяют несколько стран: 1) Мексика, 2) страны Центральной Америки (Гондурас, Никара­гуа, Коста-Рика, Панама, Сальвадор, Гватемала); 3) антильские страны (Куба, Доминиканская Республика, Пуэрто-Рико); 4) Ве­несуэла 5) Колумбия; 6) андские страны (Перу, Боливия, Эквадор); 7) Чили; 8) страны Ла-Платы (Аргентина, Уругвай, Парагвай) 8 .

Конечно, это деление, предложенное Энрикесом Уреньей более полувека тому назад, требует дополнений и оговорок. Прежде всего, говоря о Латинской Америке в целом, в качестве еще одного субре­гиона следует выделить Бразилию, а в Антильский регион вклю­чить франкоязычные страны — Гаити, Гваделупу, Мартинику, Французскую Гвиану (хотя такое включение тоже не бесспорно). В вопросах культурных разграничений всякие схемы весьма отно­сительны, живая мозаика континента гораздо богаче оттенками. Границы между зонами и внутри них часто бывают зыбкими, одна зона незаметно переходит в другую. Отдельные страны, такие, например, как Парагвай и Коста-Рика, с трудом вписываются в зональные рамки, другие страны по некоторым признакам можно было бы объединить в одну зону, как, например, Венесуэлу и Колумбию. Тем не менее, каковы бы ни были предлагаемые схемы, субрегиональный принцип при всей его условности позволяет под­ходить к вопросам культуры более избирательно, отбрасывать вто­ростепенное, выделять главное, группировать общее.

Культурно-исторические субрегионы Латинской Америки яви­лись продуктом длительного взаимодействия целого ряда объектив­ных факторов, влиявших на культурный процесс: историко-экономического, этнического, географического, политического.

Историко-экономический фактор прежде всего связан с характе­ром колонизации. Различные районы Нового Света осваивались испанцами и португальцами в разные сроки и преследовали разные экономические цели. Это зависело и от уровня развития страны. Так, например, если к началу XVII в. на территориях нынешней Мексики и андских стран существовала развитая колониальная культура феодализма с сильным влиянием дворянства и католи­ческой церкви, то на территории теперешних стран Ла-Платы (Аргентина, Уругвай, Парагвай) и Бразилии не было ничего, кроме небольших военных поселений и патриархальных иезуитских мис­сий. Длительность воздействия — а она не была одинаковой — феодальных институтов и испанских норм в области языка, лите­ратуры, живописи, музыки не могла не сказаться на судьбах на­циональных культур. Последствия господства Испании в области культуры для стран Латинской Америки весьма велики; они осо­бенно значительны там, где Испания владычествовала дольше и пустила более глубокие корни, т. е. на севере и северо-западе региона. Там испанское влияние во многих сферах культуры до сих пор проявляется гораздо отчетливее, чем на юге — в Арген­тине, Уругвае, Чили, что сказывается достаточно наглядно в об­ласти языка и литературы.

Что касается социального состава испанцев и португальцев, которые устремились в Америку после ее открытия, то здесь также наблюдаются существенные различия между севером и югом. Счи­тается, что колонизация осуществилась двумя волнами, различными по времени, социальному признаку и главным целям. Первая волна падает на XVI век и захватывает нынешние территории антильских стран, Мексики, Центральной Америки, Колумбии, андских стран; в составе завоевателей главным образом обедневшие дворяне-идаль­го, различные деклассированные элементы, множество священников и монахов, которых влекло только стремление к наживе. Очень точно охарактеризовал представителей этой волны Хосе Карлос Мариатеги: «Испанский колонизатор устремился не на поля, а в рудники. Поэтому его психология является типичной психологией золотоискателя. Он, таким образом, не был созидателем богатств» 9 .

Вторая волна колонизации была более поздней по времени. Она падает на XVII век и охватывает преимущественно юг конти­нента — нынешние Уругвай, Аргентину, Чили, Бразилию. Здесь преобладает уже другой тип колониста, принадлежавший к более трудовым и демократическим слоям, сложившимся в результате начавшегося разложения феодолизма и искавшим в Америке не легкой наживы, а земли, применения своего труда и коммерческих способностей. В сфере культуры эта особенность нашла достаточно четкое выражение: сеть университетов и школ, находящихся под эгидой церкви, в настоящее время на севере и северо-западе кон­тинента гораздо плотнее, чем на юге.

Этнический фактор более сложен. Необходимо учитывать раз­личные для отдельных районов этнические, а следовательно и культурные, субстраты и суперстраты (субстрат — культура мест­ных племен и народов, существовавшая до начала колонизации; суперстрат — все последующие этнические и культурные наслое­ния). Если в Мексике, Центральной Америке, андских странах, отчасти в Колумбии испанская культура в ходе колонизации как бы накладывалась на богатое культурное наследие высокоразвитых индейских цивилизаций, взаимодействуя с ними и образуя синте­тические формы и даже сплавы, то на юге, в странах Ла-Платы, в центральных районах Чили и в Бразилии культурный процесс проходил в условиях практического отсутствия субстрата и зна­чительно большей удаленности от метрополии (не будем забывать, что прямые контакты даже с метрополией осуществлялись через колониальные центры, расположенные в Карибском бассейне).

Так продолжалось достаточно долго. В дальнейшем (конец XIX в.), в эпоху «иммиграционной волны», в Аргентине и Уругвае возник значительный европейский (преимущественно итальянский) суперстрат — явление, которое не наблюдалось на севере и которое наложило отпечаток на характер культурного развития этого района.

Другим примером суперстратных этнических влияний может служить африканский (негритянский) вклад в культуру и литературу антильских стран, прежде всего Кубы и Гаити, а также Бразилии.

Если говорить в целом о роли этнического фактора в форми­ровании латиноамериканских наций и их культур, то все страны Латинской Америки могут быть разбиты на три большие группы. Во-первых, нации, где весьма сильны автохтонные, т. е. местные индейские, элементы в области культуры: Мексика, Центральная Америка (кроме Коста-Рики) и особенно андские страны. Это так называемая Индоамерика. Во-вторых, нации, где в области культуры в различной степени проявляются африканские влияния, образующие афро-американскую культуру: Гаити, Куба, Пуэрто- Рико и другие острова Карибского моря, Бразилия, отчасти Вене­суэла и Колумбия (в двух последних афро-американский и му­латский этнические элементы представлены менее значительно). И наконец, нации, где преобладает население европейского проис­хождения: Аргентина, Уругвай, Коста-Рика, Чили; эти страны обра­зуют своего рода Евроамерику. Что касается этнических вкрапле­ний азиатского происхождения, то они сравнительно невелики, рассеяны по многим странам, но особенно заметны в так называе­мой Карибской Америке — районе, географическое положение ко­торого между двумя Америками, Европой и Африкой «сделало его местом столкновения самых разнообразных рас, цивилизаций, интересов и устремлений» 10 .

Индоамерика до сих пор сохраняет генетическую связь с доко­лумбовыми американскими цивилизациями, из которых главными считаются цивилизации майя-киче, инков, ацтеков, чибча-муисков. Материальная культура американских индейцев была в значитель­ной мере насильственно разрушена, религия вытеснена католициз­мом посредством евангелизации, а духовная культура оттеснена в узкую сферу быта, общинной и семейной жизни. Однако абори­генная культура не исчезла, а тот факт, что ее носителем была подавляющая часть коренного населения, обусловил удивительную жизнеспособность индейской традиции перед лицом культуры завое­вателей. Более того, имело место взаимное проникновение этих культур. В пяти основных странах Индоамерики — Гватемале, Мек­сике, Эквадоре, Перу и Боливии, вместе взятых,— индейцы и мети­сы, по некоторым данным, составляют 87% населения 11 . Этот многочисленный этнос, особенно те его слои, которые не подвер­гались влиянию современной технической цивилизации, сохраняет особое мироощущение и этническую психологию; их материальным выражением становятся общественная мысль, произведения литера­туры и искусства, объединяемые под названием «индеанизм». Это течение проявляется не только в экономике, где находит выражение в сохранении и идеализации индейской общины как основы сельско­го хозяйства, но также во внутренней политике, в литературе и искусстве стран с преобладающим индейским и метисным насе­лением.

Индеанистская литература Латинской Америки чрезвычайно бо­гата и обычно связана с прогрессивной, революционной идеоло­гией. Одним из выдающихся идейных вождей индеанизма был перуанский общественный деятель, писатель и публицист Мануэль Гонсалес Прада (1848—1918) 12 .

Индейская тематика и элементы художественной техники, до­шедшие до наших дней в остатках материальной культуры до- колумбововых цивилизаций и в кустарных промыслах, широко отра­зились также в изобразительном искусстве, особенно в настенной живописи, оформлении интерьеров, сувенирном производстве, ар­хитектуре. Особенно ярко влияние индейских мотивов и индейской техники дает себя знать во всемирно известной монументальной живописи, в частности в творчестве выдающихся представителей современного изобразительного искусства — Д. Риверы (1887—1957) и Д. А. Сикейроса (1898—1974), сделавших элементы ху­дожественного наследия индейцев достоянием мировой цивили­зации. Их живопись, во многом пробужденная к жизни Мекси­канской буржуазно-демократической революцией 1910—1917 гг., воплотила передовые освободительные идеи.

Индейские музыкальные формы также не исчезли бесследно под влиянием западной цивилизации. На обширных территориях Индоамерики, особенно в андских странах, где индейцы составляют большинство населения, их древняя музыка, как проявление фоль­клора, практически сохраняется в своем первоначальном виде. Что касается профессионального музыкального творчества, то и здесь в первые десятилетия нашего века наблюдается своеобразный «ин­дейский Ренессанс». Многие профессиональные композиторы обра­щаются к местному музыкальному фольклору, не тронутому евро­пейским влиянием, стремясь создать национальную музыку, осно­ванную преимущественно на индейских первоисточниках.

Понятие «Евроамерика» обычно связывают со странами, имею­щими наибольший процент населения, пришедшего в разное время из Европы. К ним относятся Аргентина, Уругвай, Чили и Коста- Рика, где потомки выходцев из Европы и белые иммигранты состав­ляют от 80 до 90% населения 13 . Следует, однако, учесть, что дан­ные эти весьма условны. В эпоху колоний и борьбы за независи­мость все белое население делилось на две неравноправные группы: правящая колониальная элита из метрополии и креолы — евро­пейцы, родившиеся на землях Америки. Однако понятие «креол» предполагает известную долю метисации, так же как культура креолов не может считаться чисто европейской.

С креолами связан так называемый креолизм. Его можно срав­нить с индеанизмом, но последний гораздо более широкое течение. Креолизм также носит общенациональный характер, однако он за­трагивает лишь интеллектуальные слои белого населения, сосредо­точиваясь преимущественно в сфере искусства и литературы стран с преобладающим европейским населением. На начальном этапе креолизм в значительной мере питался антииспанскими настрое­ниями белой части населения колоний. Позднее под креолизмом стали пониматься художественные явления («креольская литерату­ра», «креольская живопись», «креольская музыка» и т. д.), ко­торые пытались уловить и отразить «чистое» своеобразие латино­американской жизни. Характерной чертой этого этнического те­чения был повышенный интерес к местному пейзажу, человеческим типам, быту и традициям родной земли.

Музыка Латинской Америки также обнаруживает особые креоль­ские формы как в области фольклора, так и в сфере профессио­нального творчества. Эти формы, широко распространенные почти по всему континенту (но более «чистые» в странах традиционного креолизма), ведут начало от европейской, главным образом ис­панской и португальской, музыки, занесенной конкистадорами и первыми переселенцами. Креольская фольклорная музыка, сохраняя общность художественных признаков в масштабе всего региона, обладает большим разнообразием местных форм.

Сложнее дело обстоит с креольской живописью, у истоков которой стояли не испанские, а иностранные мастера, прежде всего французы и итальянцы 14 .

Если по отношению к испано-португальскому наследию древние культуры Америки можно считать субстратом, то африканский вклад, хронологически более поздний, представляет собой куль­турный суперстрат. Его влияние в современной духовной и куль­турной жизни многих стран Латинской Америки весьма велико.

Сейчас наиболее крупными странами с заметной долей негритянско-мулатского населения являются Бразилия, Куба, Домини­канская Республика, Пуэрто-Рико, Ямайка. Полностью негри­тянской стала франкоязычная республика Гаити.

В силу многовекового рабства у африканцев Америки связь с прежней родиной оказалась практически уничтоженной. В то же время в Америке, особенно на Антилах, культурные ценности в ли­тературе, музыке, изобразительном искусстве создавались как бы заново, что явилось результатом слияния, а не перенесения старых культурных традиций Африки на новую почву.

Другой особенностью исторической судьбы африканской культу­ры в Америке было запоздалое признание ее роли в латиноаме­риканском культурном процессе. Долгое время после завоевания независимости в глазах креольской верхушки большинство стран континента (за исключением Гаити, где с самого начала давал себя знать негритянский национализм) все культурные проявле­ния афроамериканского населения считались проявлением дикости и не заслуживали внимания, хотя они и составляли повседневную реальность огромных масс негров и мулатов. И афро-американская культура, главным образом в виде фольклора и религиозных ве­рований, жила лишь на плантациях и в городских трущобах.

Негритюд — философская и политическая доктрина, выработан­ная мелкобуржуазной негритянской интеллигенцией французских колоний накануне и после второй мировой войны. Он сложился в результате слияния растущего рабочего самосознания африкан­цев с иррационалистическими философскими концепциями конца прошлого века. «Будучи формой бурного, страстного протеста про­тив белого расизма и колониального гнета, доктрина негритюда возникла как идея реабилитации черной расы» 15 . Начавшись как течение прогрессивное и даже революционное, доктрина негритюда постепенно выродилась в концепцию культурного национализма, допускающую возможность расистского истолкования.

Основные постулаты негритюда: о необходимости реабилитации культурных ценностей негритянских народов, о самобытности их культур — еще раньше имели распространение в антильских странах и Бразилии; на Гаити они присутствовали в официальной про­паганде.

Однако не следует путать идеологию негритюда с тем реальным вкладом, который внесли негры из Африки в культуру региона.

В настоящее время большой вклад Африки в мировую, и в част­ности в латиноамериканскую, культуру является общепризнанным фактом. Наиболее ярко африканское наследие проявляется в фольк­лоре — музыкально-танцевальном, поэтическом и религиозном, все шире проникая в профессиональное искусство большинства стран Карибской Америки и Бразилии.

В латиноамериканской поэзии XX в. одним из наиболее само­бытных явлений стал «негризм» — поэтическая школа, расцвет ко­торой падает на конец 20-х — начало 40-х годов. Поэты-негристы использовали в своем творчестве как специфическую негритянскую тематику, включая тему древней прародины — Африки, так и многие формальные элементы народной афро-американской поэзии. Негри­тянская тематика и фольклор преломились и в латиноамериканской прозе XX в., хотя не нашли в ней столь яркого выражения, как в поэзии.

Африканский вклад в профессиональную музыку и живопись Ла­тинской Америки также достаточно велик.

Завершая рассмотрение обширного вопроса о значении этноса — индейского, европейского, африканского — в формировании латино­американской культуры, необходимо еще раз подчеркнуть, что каждое из этих главных слагаемых, взятое изолированно, еще не раскрывает ее богатств и своеобразия. Перефразируя известный афоризм Хосе Марти о том, что «кубинец — это больше, чем белый, больше, чем мулат, и больше, чем негр», мы могли бы с равным основанием сказать, что культура стран Латинской Амери­ки — это больше, чем европейская, больше, чем индейская, и боль­ше, чем африканская. Непрерывное этническое смешение, начав­шееся еще во времена колонизации, ведет к смешению и взаимообогащению культур американских индейцев, европейцев и африкан­цев. Но это смешение не является равномерным для всех частей региона, в результате этого процесса возникли и усиливаются различия в национальных культурах стран Латинской Америки.

Географический фактор способствует не только объединению Латинской Америки в единый регион, но и возникновению мно­гообразия в сфере духовной, творческой деятельности живущего в нем человека. Сама пестрота естественной среды Латинской Америки предопределяет многообразие тематики произведений ис­кусства, а тематика — один из моментов, определяющих его на­циональную специфику. Пампа и пастух-гаучо долгое время были одной из основных тем литературы и изобразительного искусства Аргентины и Уругвая, так же как тропический лес — сельва — частая тема колумбийских и венесуэльских мастеров пера и кисти, а жизнь индейских племен в горных районах Анд — лейтмотив художественного мира Боливии, Перу и Эквадора. Однако куда большее воздействие на культуру сегодня оказывает политический фактор, который не только не уменьшает, а постоянно укрепляет свое влияние в целом на культуру и связанные с ней социальные явления и процессы.

1 Цит. по кн.: America

: integration роr la cultura.

2 Концепция историко-культурной самобытности Латинской Америки. М., 1978. С. 7.

3 Estrada Е. М. Diferencias у semejanzas entre paises de

la America Latina.

4 Мыслители Латинской Америки. М., 1965. С. 71, 79.

5 Латинская Америка: Энцикл. справ. М., 1979. Т. 1. С. 342.

6 Подробнее об этом см.: Григулевич И. Р. «Мятежная» церковь в Латинской Америке. М., 1972.

7 См., напр.: Estrada Е. М. Op. cit. Р. 29—49.

8 Urena P. Н. Seleccion de ensayos.

9 Мариатеги X. К. Семь очерков истолкования перуанской действительности. М., 1962. С. 100.

10 Estrada Е. М. Op. cit. Р. 38.

12 См. о нем: Самаркина И. К. Гонсалес Прада — революционный демократ// Проблемы идеологии и национальной культуры стран Латинской Америки. М., 1967. С. 86—106.

13 Латинская Америка: Справочник. М., 1976.

14 См., в частности: Шелешнева Н. А. Архитектура и изобразительное искусство Аргентины//Культура Аргентины. М., 1977. С. 262—264; Перальта Т. О чилийском изобразительном искусстве//Культура Чили. М., 1968. С. 89—90.

15 Мениль Р. Историко-критические заметки о негритюде//Проблемы идеологии. С. 274.

Источник