Латинская Америка в борьбе за нефть и нефтяные рынки
Всемирная эпидемия коронавируса заставила нас перейти исключительно на удалённое деловое общение. Нынешняя беседа о состоянии стратегически важной нефтяной отрасли большинства латиноамериканских стран и их роль в глобальной борьбе за нефть проведена с экспертом именно таким образом. Хотя пандемия COVID-19 оказала влияние и на эту область мировой экономики, в разговоре речь идёт сугубо о нефтяных проблемах.
На сей раз наш собеседник — Петр Павлович Яковлев, доктор экономических наук, руководитель Центра иберийских исследований ИЛА РАН), профессор Российского экономического университета имени Г.В. Плеханова.
«Международная жизнь»: Пётр Павлович, как известно, страны Латинской Америки издавна были активными игроками на международном рынке нефти и нефтепродуктов. Еще в далеком 1863 году в мексиканском штате Табаско было обнаружено сравнительно богатое открытое месторождение «черного золота». В 1878-ом первую нефтяную скважину пробурили на озере Маракайбо в Венесуэле. Именно эти две страны в течение длительного времени входили в число ведущих нефтедобывающих и экспортирующих государств мира. Значительными запасами нефти обладают и другие страны латиноамериканского региона: Аргентина, Бразилия, Колумбия, Перу, Эквадор. Какое место сегодня занимает Латинская Америка на мировой нефтяной карте?
Профессор Петр Яковлев: Роль нефтяного фактора в экономике, политике и международных отношениях Латинской Америки трудно переоценить. Уже около полутора веков латиноамериканские страны в том или ином качестве участвуют в ожесточенной глобальной конкуренции за контроль над нефтяными ресурсами. Причем эта борьба принимала самые различные формы: от острого торгово-экономического соперничества и разного рода санкционных войн до государственных переворотов и кровопролитных военных операций.
На таком фоне с завидной регулярностью ломаются тренды цен на нефть, усиливая турбулентность на мировых рынках, создавая проблемы и преподнося сюрпризы (приятные и неприятные) экспортерам и импортерам. Так было и так остается по сей день.
В своем большинстве страны региона не остались в стороне от тех магистральных торгово-экономических процессов, которые интенсивно разворачиваются на глобальном уровне, но одним из неутешительных результатов последних двух десятилетий явилось заметное отставание латиноамериканской «нефтянки» по темпам развития от мировой нефтяной отрасли.
В 1998-2018 годы стратегически важные позиции латиноамериканских государств в глобальном нефтяном бизнесе усилились (главным образом благодаря Венесуэле) только по показателю разведанных и доказанных запасов: с 11 до
19,2% от общемирового объема. Но одновременно из-за абсолютного сокращения производства «черного золота» ощутимо (с 14,2 до 9,1%) уменьшилась доля Латинской Америки в мировой добыче. Основными «виновниками» этого феномена были исторически крупнейшие региональные производители — Венесуэла и Мексика, суммарная добыча в которых упала почти на 49%. Кроме того, существенно снизился этот показатель в Аргентине, а весьма значительное увеличение производства нефти в Бразилии (в 2,7 раза) и некоторый прирост в Колумбии, Перу и Эквадоре не смогли компенсировать понесенные регионом колоссальные потери. Крайне тревожное, если не сказать критическое, положение сложилось в структурообразующей нефтеперерабатывающей промышленности подавляющего большинства государств Латинской Америки: мощности по переработке либо росли «с черепашьей скоростью», либо сокращались, поскольку старые активы не модернизировались и выводились из производственного оборота, а новые современные заводы практически не строились. Длительный застой в развитии перерабатывающих предприятий неминуемо привел к увеличению латиноамериканскими странами импорта нефтепродуктов. В 1998—2018 годы этот показатель вырос почти в 2,5 раза: с 1334 до 3293,7 тысячи баррелей в сутки.
С фундаментальной точки зрения за прошедшие два десятилетия положение латиноамериканских стран на глобальных рынках нефти и нефтепродуктов серьезно ухудшилось. Наряду с увеличением ввоза нефтепродуктов резко сократился их экспорт: с 2038,9 до 1073,4 тысячи баррелей в сутки, или больше чем на 47%. На 8,5% снизились и поставки за рубеж сырой нефти. В результате удельный вес Латинской Америки в мировом экспорте нефти и нефтепродуктов уменьшился почти вдвое: с 13,5 до 7,6%, тогда как в мировом импорте доля региона осталась практически на прежнем уровне, а в абсолютных значениях объемы закупок увеличились на 32%. Таким образом, если в 1998 г. экспорт нефтяной продукции превышал импорт почти в 2,3 раза, то в 2018 году — только на 28%. При отсутствии прорывных решений, способных развернуть этот тренд, его дальнейшее развитие может превратить латиноамериканский регион, впервые в истории, в нетто-импортера нефти и нефтепродуктов.
«Международная жизнь»: Какие же факторы регионального и глобального порядка лежали в основе торможения роста нефтяной отрасли в Латинской Америке?
Профессор Петр Яковлев: На мой взгляд, в последние два десятилетия их было несколько. Назову главные. Во-первых, неравномерность и нестабильность общего социально-экономического развития стран региона. В самом деле, кризисные явления 1998 — 2002 годов сменились «золотым десятилетием» 2003 – 2013-ых, на смену которому пришел глубокий провал 2014—2016-ых, последствия которого не преодолены до сих пор. Заметим, что по прогнозу Экономической комиссии ООН для Латинской Америки и Карибского бассейна (ЭКЛАК) прирост регионального ВВП за 2019 год составит только 0,5%, что, по сути, является не более чем статистической погрешностью (в 2018 рост был не намного больше — 0,9%). При этом замедление экономического развития охватит 21 из 33 латиноамериканских государств, включая практически все наиболее крупные южноамериканские страны. Безусловно, неблагоприятная макроэкономическая динамика не могла не сказаться и на развитии нефтяной отрасли, условия функционирования которой на протяжении последних десятилетий постоянно менялись, чаще -в худшую сторону. Например, в годы кризиса и рецессии неизменно происходило резкое снижение спроса на нефтепродукты, что влекло за собой сокращение производства.
Во-вторых, нефтяная отрасль стала заложницей националистической политики правящих режимов и несбалансированной экономической стратегии целого ряда государств региона. Речь, прежде всего, идет о многолетней доминирующей роли государственных энергетических компаний, таких как Petróleos Mexicanos (Pemex, Мексика), Petróleos de Venezuela S.A. (PDVSA, Венесуэла), Petróleo Brasileiro (Petrobras, Бразилия), Yacimientos Petrolíferos Fiscales (YPF, Аргентина), Ecopetrol (Колумбия), Empresa Estatal Petróleos del Ecuador (Petroecuador, Эквадор) и т.д. Эти компании, производственная и коммерческая деятельность которых зачастую диктовалась соображениями «политической целесообразности» и «социальной необходимостью», нередко становились синонимом неэффективности и коррумпированности. Причем коррупция особенно широко распространилась в последние годы, отмеченные чередой громких скандалов с участием высших руководителей государственных корпораций и крупных местных политиков, которые привычно рассматривают национальные нефтяные компании в качестве источника личного обогащения и собственной «грязной денежной кубышки» (piggy banks). Подобного рода факты имели место в Бразилии (так называемая большая нефтяная афера — Petrolão), Венесуэле, Мексике и других странах. В частности, в начале июля 2019 года мексиканские власти выдали ордер на арест сбежавшего за границу Эмилио Лосайи, возглавлявшего Pemex в 2012—2016 годах.
В-третьих, негативное воздействие на латиноамериканский нефтяной бизнес оказала усилившаяся волатильность цен на «черное золото» на мировых рынках. Напомним, что цена за баррель нефти эталонной марки Brent с 12 долларов в 1998 году выросла до 97 долларов в 2008-м, затем упала до 61 доллара в 2009, снова поднялась до 111 в 2011-м, а в 2016 году обрушилась до 43 долларов. Такие резкие перепады демотивировали нефтяные компании инвестировать необходимые, как правило, весьма значительные, финансовые средства в поиск и разработку новых месторождений, а также в модернизацию существующих и строительство дополнительных нефте-перерабатывающих заводов. Разумеется, турбулентные явления на нефтяных рынках задели интересы не только латиноамериканских, но всех других энергетических компаний. Однако специфика Латинской Америки состояла в том, что ее государственные предприятия-лидеры серьезно проигрывали зарубежным конкурентам в степени географической и отраслевой диверсификации своей деятельности. Как следствие этого иностранные транснациональные корпорации (ТНК) в ответ на вызовы и риски международного рынка могли довольно успешно маневрировать: переносить коммерческие и производственные операции в более благополучные регионы или направлять инвестиции в сферу альтернативной энергетики. Латиноамериканцы, как правило, были лишены таких возможностей.
И последнее. Дополнительные трудности для роста добычи и экспорта нефти и нефтепродуктов Латинской Америки создала внешнеэкономическая политика администрации Дональда Трампа. Сделав ставку на всемерное поощрение собственного производства углеводородов (главным образом, сланцевой нефти и сжиженного природного газа) и вывоза американской продукции на мировые рынки, Соединенные Штаты до предела обострили международную конкуренцию и тем самым ограничили внешнеторговую деятельность более слабых латиноамериканских компаний.
Кроме того, значительные потери латиноамериканцы несут из-за развязанных Дональдом Трампом «торговых войн», отравляющих атмосферу мирохозяйственных связей, а венесуэльская PDVSA попала под паровой каток введенных Вашингтоном финансово-экономических санкций. В этой связи испанская пресса отмечала, что зависимость Венесуэлы от рынка США (туда направлялась львиная доля венесуэльской нефти) стала «ахиллесовой пятой» режима президента Николаса Мадуро. Отмеченные негативные факторы и серьезные затруднения, с которыми столкнулась Латинская Америка в развитии нефтяной сферы, носят структурный и долговременный характер, но, разумеется, не охватывают всю многогранность сложившейся ситуации. Как убедительно демонстрирует положительный производственный опыт отдельных стран, в первую очередь Бразилии, несмотря на существующие проблемы и сложности, в регионе сохраняется значительный потенциал роста добычи, переработки и экспорта нефти и нефтепродуктов. Это означает, что латиноамериканский бизнес еще не сказал последнего слова и при прочих благоприятных внутренних и внешних условиях способен «разыграть нефтяную карту» и усилить свои позиции на глобальном рынке.
«Международная жизнь»: Давайте перейдём к анализу состояния нефтяной отрасли по странам. Что скажете о «нефтянке», например, в Аргентине?
Профессор Петр Яковлев: Что ж, начнём с Аргентины. Ее подлинная нефтяная история начинается с создания в 1922 году YPF, (аббревиатура от Yacimientos Petrolíferos Fiscales, — «казённые нефтяные месторождения») — аргентинская нефтегазовая компания. Она стала одной из первых в мире государственных энергетических компаний, и в течение долгого времени служила символом национального суверенитета. Призванная выполнять функцию прочного «энергетического тыла» аргентинской экономики, YPF занимала господствующие позиции в добыче и переработке углеводородов, но далеко не всегда оказывалась на высоте положения. Эффективность этой забюрократизированной и неповоротливой государственной монополии была довольно низкой, что тормозило развитие энергетической отрасли и вынуждало аргентинские власти периодически привлекать в нефтяной сектор иностранные компании. Радикальное решение было принято в ходе неолиберальных реформ 1990-х годов, когда контроль над YPF перешел к испанской ТНК Repsol, вложившей в приобретение аргентинских активов свыше 16 миллиардов долларов и ставшей крупнейшим единоличным зарубежным инвестором в Латинской Америке.
Приватизация YPF имела неоднозначные последствия. С одной сто-
роны, новая компания Repsol/YPF превратилась в самую мощную бизнес-структуру Аргентины с высоким техническим и управленческим уровнем. В то же время ее производственная деятельность не привела к перелому тех негативных трендов, которые характеризовали состояние дел в аргентинской нефтяной отрасли. В период с 1998 (накануне приватизации) по 2011 год (последний год контроля Repsol над YPF) все основные показатели нефтяной промышленности Аргентины заметно ухудшились: на 12% сократились подтвержденные запасы «черного золота», на 25% снизилась добыча, мощности нефтеперерабатывающих предприятий не повысились. При этом на 30% выросло потребление, что вынудило аргентинские власти увеличить импорт нефтепродуктов на максимуме мировых цен.
Разумеется, вина за создавшееся положение лежала не только на
Repsol/YPF, поскольку в стране работали и другие, менее крупные, компании, да и правительство Кристины Фернандес де Киршнер (президент в 2007 — 2015 годы) в своей энергетической политике явно «проглядело» признаки надвигавшегося кризиса и упустило драгоценное время. Как писал известный аргентинский экономист Роберто Гарсиа, из-за бездействия власти кризис «возник внезапно, подобно дочери-подростку, неожиданно представшей перед родителями на восьмом месяце беременности».
Тем не менее, всю ответственность правительство возложило исключительно на Repsol/YPF и в апреле 2012 года экспроприировало активы испанской корпорации, вновь сделав YPF государственным предприятием. Однако, несмотря на такой судьбоносный шаг, статистические данные за период 2011 — 2018 год не фиксируют улучшений в нефтяной отрасли Аргентины. Напротив, все ключевые показатели продолжали снижаться.
По мнению ряда экспертов и членов руководства испанской корпорации, подлинной причиной, побудившей Буэнос-Айрес установить контроль над YPF, явилось открытие Repsol в провинции Неукен потенциально гигантского месторождения сланцевых нефти и газа «Vaca Muerta» («Дохлая корова»). Эксплуатация этого месторождения может не только полностью обеспечить потребности самой Аргентины, но и сделать страну значимым экспортером углеводородов.
По официальным данным, «Vaca Muerta» — второе по величине в мире месторождение неконвенционного газа и четвертое — неконвенционной нефти (ее запасы оцениваются в пределах от 16 до 27 млрд баррелей). Однако разработка этих ресурсов на площади 30 тыс. кв. км (равняется территории Бельгии) оказалась технически сложным и дорогостоящим делом и потребовала привлечения иностранных ТНК, располагающих необходимыми финансами и опытом добычи сланцевых газа и нефти.
Нелегкую задачу формирования консорциума аргентинских и ино-
странных предприятий, готовых во главе с YPF участвовать в освоении «Vaca Muerta», пришлось решать правительству Маурисио Макри (президент Аргентины с 10 декабря 2015). К середине 2018 г. общее число участников проекта превысило 30 компаний, включая мировых энергетических лидеров: ExxonMobil, Chevron, Royal Dutch Shell, Qatar Petroleum International (QPI). Состоялись переговоры и о возможном участии в этом грандиозном проекте российских компаний «Роснефть» и «Газпром». Все это — весомые аргументы в пользу дальнейшего освоения новых сланцевых месторождений.
Очевидно, что Аргентина стремится занять лидерские позиции в регионе и связывает свое энергетическое будущее с эксплуатацией нефтегазового потенциала «Vaca Muerta». Замысел, безусловно, перспективный, но нужно учитывать, что его успех зависит не только от усилий аргентинской стороны и ее зарубежных партнеров, но и от того, как будет складываться конъюнктура мирового рынка нефти и нефтепродуктов.
«Международная жизнь»: Теперь прошу перейти к южноамериканскому гиганту по имени Бразилия. Судя по данным последних лет этой стране удалось в нефтяной сфере вырваться вперед. Что скажете?
Профессор Петр Яковлев: Да, это так и есть.Действительно, примером в целом успешной реализации прорывных стратегических проектов в нефтяной отрасли служит Бразилия. В крупнейшей стране Латинской Америки энергетический сектор традиционно был слабым звеном национальной экономики. Решение этой важнейшей структурной проблемы было найдено путем целенаправленной диверсификации энергоносителей, в том числе за счет альтернативных источников, и кардинального
расширения сырьевой базы энергетики. Начиная с середины 2000-х годов, ключевую роль сыграло открытие и освоение новых богатых месторождений нефти, прежде всего — на континентальном шельфе. В считанные годы Бразилия стала рекордсменом по глубоководному бурению и освоила добычу на глубине свыше 5 тысяч метров. По данным Petrobras, в 2007—2009 годы в Бразилии, главным образом на морском шельфе, были обнаружены потенциальные нефтяные запасы, оцениваемые в 50 миллиардов баррелей. Но существуют и другие, еще более оптимистические оценки. В любом случае у страны появился шанс стать одним из мировых энергохабов – глобально значимым производителем и экспортером углеводородов.
Особенность бразильских глубоководных месторождений — их залегание на дне Атлантики под солевым пластом толщиной 2 тысячи метров. Так называемая подсолевая нефть Бразилии представляет собой крупнейшую группу традиционных месторождений, открытых в текущем столетии. Несмотря на технические трудности и сравнительную дороговизну извлечения подсолевой нефти, ее отменное качество и продуктивность добычи на одну скважину (более высокая, скажем, чем в Мексиканском заливе или Северном море), по мнению экспертов, оправдывают все затраты.
Благодаря разработке подсолевых месторождений уже сейчас положение в бразильской нефтяной отрасли несравненно лучше, чем два десятилетия назад. За эти годы почти вдвое выросли подтвержденные извлекаемые запасы нефти, в 2,7 раза — добыча «черного золота», на 52% увеличилось потребление и на 29% — мощности по нефтепереработке. Но главным свидетельством трансформаций явилось радикальное изменение во внешнеторговом обороте нефтяной продукции. Если в
1998 году импорт нефти и нефтепродуктов почти в семь раз превышал экспорт, то в последующий 20-летний период импорт сократился на 5%, а экспорт вырос в десять раз. В результате в 2018 году вывоз на 37% превысил ввоз. Иными словами, Бразилия в настоящее время стала нетто-экспортером нефтяной продукции. Это, без преувеличения, выдающийся результат стратегического масштаба. Следует подчеркнуть, что новое место южноамериканского гиганта на мировой нефтяной карте явилось следствием синергетических усилий бразильского государства, местного предпринимательского сообщества (во главе с Petrobras) и целого ряда ведущих иностранных энергетических ТНК, в том числе таких западных корпораций, как ExxonMobil, BP Energy, Royal Dutch Shell, Total, Equinor, Galp, китайской CNOOC, катарской QPI, колумбийской Ecopetrol. По существу, можно говорить о чрезвычайно крупном международном бизнес-проекте с большим потенциалом и о том, что проект продолжит осуществляться, несмотря на объективные трудности, резкие перепады международной конъюнктуры и нескончаемые коррупционные скандалы.
Ставки в глобальной нефтяной игре настолько велики, а перспективы освоения громадных рынков Бразилии столь заманчивы, что мировые энергетические гиганты будут и дальше активно «раскручивать бразильскую тему».
«Международная жизнь»: Пётр Павлович, говоря о нефтяном секторе Латинской Америки невозможно не затронуть его огромное значение для такой важной страны региона, как Венесуэла.Ведь это государство обладает самыми большими разведанными запасами нефти в мире. И вместе с тем, страна оказалась в глубоком экономическом кризисе. Почему?
Профессор Петр Яковлев: Да, казалось бы эта страна, благодаря нефти, должна процветать и всесторонне развиваться. Однако, в плане эффективного использования национальных природных ресурсов Венесуэла, на мой взгляд, увы, служит своеобразным антиподом Бразилии. Она одна из самых старых значимых нефтедобывающих стран мира. Добыча в промышленных масштабах началась здесь в 1914 году, а уже четыре года спустя венесуэльская нефть в значительных количествах стала направляться на экспорт. С конца 1920-х годов и до 1970 года Венесуэла была крупнейшим мировым экспортером «черного золота», поэтому неслучайно, что в 1960 году она стала одним из пяти государств — учредителей ОПЕК, Организации стран-экспортеров нефти (Organization of the Petroleum Exporting Countries, OPEC) и в дальнейшем играла видную роль в этом международном сырьевом картеле. С начала 1970-х в производстве нефти в Венесуэле наблюдались сильные перепады. В 1998 году оно достигло максимума (3480 тысяч баррелей в сутки или 4,7% совокупной мировой добычи), но затем начало падать и в 2018 году сократилось более чем вдвое — до 1514 тысяч баррелей, или 1,6% от общемирового уровня. Следствием падения производства стало катастрофическое сокращение экспорта нефти и нефтепродуктов: с 3118,5 тыс. баррелей в сутки в 1998 г. (5,8% мировых поставок) до 1492,1 баррелей в 2018 года, или 1,9% мирового экспорта. В течение 2019 года показатели продолжали ухудшаться. Все это свидетельствовало о критическом ослаблении позиций Каракаса на мировом нефтяном рынке, что резко контрастировало с беспрецедентным увеличением доказанных запасов «черного золота». По сути, венесуэльские власти не сумели организовать масштабную и эффективную разработку новых богатейших месторождений.
«Международная жизнь»: Почему же так произошло? Как вы считаете?
Профессор Петр Яковлев: Напомню, что поворотным моментом в истории Венесуэлы конца XX века, а точнее в 1999 году, стал приход к власти Уго Чавеса (президент до 2013-го), который провозгласил курс на строительство «социализма XXI века». В экономической плоскости речь шла о создание нового хозяйственного уклада некапиталистического толка, который длительное время соседствовал с сохранившимися анклавами рыночной экономики. При этом финансовой базой этой новой экономической политики по-венесуэльски были стремительно растущие нефтяные котировки, в течение ряда лет (на пике мировых цен) щедро наполнявшие национальный бюджет. Подчеркнем, что в период 2001 — 2011 годов стоимость венесуэльского экспорта (практически полностью состоявшего из нефти и нефтепродуктов) выросла в 3,6 раза: с 25,3 миллиарда до 91,1 миллиарда долларов. Обобщая, можно сказать, что судьбу венесуэльской нефтяной отрасли определили два ключевых решения чавистского правительства: национализация активов целого ряда иностранных энергетических ТНК (прежде всего, американских) и прямое вмешательство лояльных правящему режиму, но, как правило, некомпетентных правительственных чиновников (зачастую — военных или бывших военных) в деятельность государственной нефтяной компании PDVSA. К этому следует добавить позицию Вашингтона, крайне недовольного политикой Уго Чавеса (и в еще большей степени — его преемника Николаса Мадуро). Не вдаваясь во все детали действий США по дестабилизации венесуэльского режима, поскольку они подробно описаны в опубликованных работах, отметим реперные точки американской санкционной политики в отношении Каракаса.
Первые санкции были введены при администрации Барака Обамы. Под предлогом «нарушения прав человека» сначала американский конгресс, а затем, в марте 2015 года, и президент ввели ограничительные меры в отношении венесуэльских физических и юридических лиц, замешанных в таких нарушениях и «представляющих угрозу национальной безопасности и внешней политике Соединенных Штатов». Однако фронтальная санкционная атака на Каракас началась с приходом в Белый дом Дональда Трампа. Центральное место в этой операции заняли меры в отношении PDVSA и ее американского филиала Citgo
Petroleum (Citgo). 28 января 2019 года Белый дом распорядился заблокировать счета PDVSA и Citgo, а затем передал оппозиции во главе с самопровозглашенным президентом Хуаном Гуайдо право контролировать некоторые денежные потоки и венесуэльские активы на территории США. С учетом того, что экспорт нефти в Соединенные Штаты обеспечивал Венесуэле основную часть валютных поступлений, данное решение отрезало правительство Мадуро от значительной части внешнего финансирования и явилось для него тяжелейшим ударом.
Конфликт с Вашингтоном заставил Каракас искать новые рынки сбыта и переориентировать экспорт на страны Азии, в первую очередь на Китай, и в меньшей степени — на Индию. Значительную помощь венесуэльскому правительству оказала Россия. В частности, «Роснефть», по сообщению международного экономического журнала América Economía, в июле 2019 года получила от PDVSA 46% всего нефтяного экспорта. Однако по недавним сообщениям СМИ, из-за жёстких санкций администрации США «Роснефть» всё-таки была вынуждена уйти из Венесуэлы…
«Международная жизнь»: Что касается ситуации с «Роснефтью» нам еще предстоит разбираться. А пока перейдём к нефтяным проблемам Мексики. Что происходит с «чёрным золотом» в этой стране?
Профессор Петр Яковлев: С Мексикой тоже всё далеко не просто. В подлинную экономическую головоломку превратилась объявленная в 2013 года реформа энергетического сектора этой страны, сердцевиной которой стала попытка изменить монопольное положение образованной в 1938 году на базе национализированных иностранных нефтяных активов государственной компании Pemex. Отметим, что за пределами СССР это был первый в мировой истории случай, когда ресурсная государственная структура создавалась за счет экспроприации иностранной собственности. Деятельность Pemex, ставшей единственным производителем нефти и природного газа, прошла через ряд непростых этапов, пока в середине 1970-х годов не были открыты богатые месторождения «черного золота», разработка которых вывела Мексику в ряд ведущих нефтяных держав. С 1974 по 1982 год достоверные запасы углеводородов увеличились более чем в десять раз, а добыча нефти выросла почти в пять раз: с 209 миллиона до 1 миллиарда баррелей. На прочной сырьевой базе была создана крупная (по меркам развивающихся государств) нефтеперерабатывающая промышленность, а нефтегазовая отрасль в целом стала самым динамичным сектором национальной экономики и важнейшим источником валютных поступлений и налоговых отчислений в государственный бюджет. Как принято говорить в таких случаях, страна подсела на нефтяную иглу.
Очередной период быстрого роста мексиканской «нефтянки» был связан с повышением мирового спроса и цен на нефть, вызванного, прежде всего, стремительным экономическим развитием Китая и хозяйственным прогрессом ряда других развивающихся государств Азиатско-Тихоокеанского региона. В конце 1990-х и в первой половине 2000-х годов Мексика достигла максимального исторического уровня добычи нефти (свыше 3,4 млн баррелей в сутки) и экспорта нефтяной продукции — около 2 млн баррелей. Ключевая структурная проблема заключалась в том, что улучшение количественных показателей деятельности Pemex не конвертировалось в адекватное повышение качества и эффективности ее работы.
Сохранялись «родимые пятна» — серьезные недостатки, сдерживавшие дальнейшее развитие компании и крайне отрицательно сказывавшиеся на положении дел в энергетической сфере Мексики, что, в свою очередь, тормозило экономический рост в целом. С годами проблема низкой эффективности Pemex разрослась до вопроса об изменении роли этой компании-монополиста в мексиканской экономике, на что прямо указывало ухудшение основных параметров национальной нефтяной промышленности. За полтора десятилетия (1998 — 2014 годы) ровно вдвое снизились доказанные запасы «черного золота», более чем на 20% сократилась добыча, практически не выросли перерабатывающие мощности, на 27% упал экспорт, и в то же время почти удвоился импорт нефти и нефтепродуктов.
Таким образом, к середине второго десятилетия XXI в. нефтяная промышленность Мексики оказалась на исторической развилке: власти должны были либо всеми возможными способами сохранять (в основных чертах) сложившейся порядок и следовать жестко закрепленным правилам игры, надеясь на «мексиканский авось», либо попытаться ответить на вызов времени, преодолеть силу инерции, встать на тернистый путь реформ и принять на себя неизбежные стратегические риски.
Избранный в 2012 году президентом представитель Институционально-революционной партии Энрике Пенья Ньето (2012 — 2018 годы) выбрал второй путь и в 2013 г. предпринял попытку реформировать энергетическую отрасль. Реформа, впрочем, носила половинчатый характер. В частности, за Pemex сохранялось особое положение, но одновременно другим местным и — главное — иностранным компаниям предоставлялась возможность участвовать в разведке и разработке нефтяных месторождений.
В результате реформы ожидалось увеличение добычи «черного золота» и экспорта нефти и нефтепродуктов, но до настоящего момента эти цели остаются недостижимыми. Более того, в 2014 — 2018 годы продолжался кризис мексиканской нефтяной отрасли: на 29% сократились доказанные запасы, на 26% — добыча, остался на прежнем уровне экспорт, зато импорт вырос на 77%.
Означает ли это, что реформа мексиканской энергетики полностью провалилась, как утверждают ее критики? Согласимся, что для скептических оценок есть веские основания. Вместе с тем следует отметить, что определенные положительные подвижки в нефтяной промышленности происходят, и не видеть их нельзя. А самое важное — в отрасль пришли новые крупные игроки: 39 частных мексиканских компаний и 37 иностранных ТНК из 20 стран мира, включая США, Великобританию, Нидерланды, Францию, Италию, Китай, Россию, Малайзию и Колумбию. Все они приняли участие в торгах на получение доступа к потенциальным месторождениям и, по состоянию на начало 2019 года, подписали свыше 100 контрактов на разведку и добычу нефти, стоимость которых оценивается в 160 миллиардов долларов.
Проблема в том, что реализация даже части этих проектов -сложный и довольно длительный процесс, успех которого зависят от многих факторов и отнюдь не гарантированы. В конце 2018 г. пост президента Мексики занял деятель левого толка Андрес Мануэль Лопес Обрадор, являющийся противником реформы, начатой его предшественником. Уже в первые месяцы пребывания у власти новый глава государства сделал заявления, свидетельствующие о планах его правительства, как минимум, подкорректировать политику в энергетической сфере. В частности, был обнародован бизнес-план на 2019 — 2023 годы, предусматривавший значительные государственные инвестиции в нефтяную отрасль, а также снижение налогов на деятельность Pemex. Кроме того, в планах администрации президента Лопеса Обрадора — строительство крупного нефтеперерабатывающего завода стоимостью от 8 до 12 миллиардов долларов, продукция которого должна будет заместить значительную часть импортируемых нефтепродуктов.
Нынешние власти аргументируют свою политику стремлением ускорить ход событий и вывести страну из энергетического тупика. Время покажет, насколько успешной станет очередная итерация формирования конкурентоспособной и стабильно растущей нефтяной отрасли Мексики.
В нефтяной промышленности Латинской Америки происходят серьезные трансформации, она вступает в период структурных изменений, корни которых уходят как в толщу внутренних социально-экономических явлений, так и в область международных процессов. Регион нацеливается на подъем нефтяной отрасли, стремится обрести статус значимого участника глобальной схватки за «черное золото». Можно сказать, что задача наращивания добычи и экспорта нефти звучит сейчас в Латинской Америке как своего рода заклинание и является одним из элементов макроэкономической стратегии.
«Международная жизнь»: И во что же всё это в итоге может вылиться?
Профессор Петр Яковлев: Я думаю, что основополагающий вопрос — роль государственных компаний, которые в предшествующий период в большинстве случаев не вполне справились с задачей обеспечения устойчивого повышательного развития нефтяной отрасли. Это заставило правящие круги стран региона привлечь местные и иностранные (главным образом частные) корпорации, а также включить рыночные механизмы роста. Однако и государство отнюдь не ушло из нефтяного бизнеса, о чем свидетельствуют активное участие госкомпаний в разработке и добыче «черного золота», сохранение их огромного удельного веса в экспорте нефти и нефтепродуктов, планируемые госпредприятиями многомиллиардные инвестиции. Таким образом, в развитии нефтяной отрасли латиноамериканских стран формируется модель, в рамках которой усилия государства и частного бизнеса объединяются. Вероятно, решение энергетических проблем региона лежит именно в данной плоскости. Однако, как видим, на мировом нефтяном рынке большая игра продолжается. Как поведут себя в ближайшей перспективе Москва, Эр-Рияд, Вашингтон, страны ОПЕК, та же Латинская Америка, можно только предполагать. Глобальные игры продолжаются. Что ж, поживём – увидим.
«Международная жизнь»: Благодарим вас, уважаемый Петр Павлович, за содержательную и полезную беседу.
Разгоревшаяся недавно большая нефтяная игра между Саудовской Аравией, США и Россией обрушила мировые цены на нефть. Как отмечает зарубежная пресса, ссылаясь на подсчеты специалистов, при стоимости барреля нефти в 40 долларов Россия ежедневно теряет от 100 до 150 миллионов долларов. В то время как потери Эр-Рияда оцениваются почти в 400 миллионов долларов в сутки. Падение цен на нефть гарантировано спровоцирует в Саудовской Аравии наступление экономического кризиса, уверяют эксперты. Предполагается, что сокращение доходов в Саудовской Аравии будет компенсировано за счет повышения налогов для населения. «Наследный принц Саудовской Аравии вовлек королевство в самоубийственную дуэль с русским медведем. Нет никаких сомнений, что проиграют обе стороны, но потери Саудовской Аравии будут больше и цену нынешнего конфликта заплатит народ», — считают зарубежные аналитики.
Менее чем за две недели баррель Brent упал в цене более чем на 40%, а с начала года — в три с лишним раза (8 января нефть торговалась около $72 за баррель). Однако уже 2 апреля — после того как президент США Дональд Трамп заявил о переговорах России и Саудовской Аравии о возможном сокращении суточной добычи на 10–15 млн баррелей., — цена барреля Brent поднялась более чем на 21%, а на следующий день — еще на 14%. А 8 апреля стоимость барреля Brent на торгах колеблется в диапазоне $31–33.
Однако, переговоры между Саудовской Аравией о снижении объёмов добычи «черного золота» для повышения мировых цен позитивных результатов не принесли. И все же обсуждение нефтяных проблем в рамках ОПЕК+ продолжается…
Источник
