Отзыв: Книга «Три страны света» — Николай Некрасов — Сюжет затянут, не ко всем героям прониклась.
Каждый раз, когда труд именитого классика не приходится мне по вкусу, становиться немного неловко и совестно. Либо я что-то не поняла, либо.
Емкое и многогранное произведение «Три страны света» — это сплетение невероятных сюжетных линий, яркие и сильные характеры, быт, привычки и реалии середины 19 века. В этом романе намешано все: и любовь, и тяготы простого народы, и барская жизнь, и приключения странствующих по белому свету. Часто ловила себя на мысли, что повествование то сильнее, то слабее — витиеватые словесные обороты сменяются более простым слогом, и сам сюжет превращается в женское чтиво. На это есть очень простое объяснение, которое я выяснила уже в процессе чтения. Некрасов писал в соавторстве с А. Я. Панаевой, которая и отвечала за любовные интриги и всяческие хитросплетения. Меня постоянно не оставляло чувство, что я читаю одновременно два разных романа, только у некоторых героев одинаковые имена. По объему это произведение также потянет на 2 романа. Кроме детального жизнеописания главных героев и персонажей, сыгравших в их жизни важную роль, автор (или авторы, так как нет точных указаний какую главу кто из них писал) часто углубляется в объемный и подробный рассказ о жизненных путях второстепенных героев. От калейдоскопа судеб голова идет кругом. Например, описание приключений дедушки одного из промысловиков, с которыми Каютин (главный герой) искал счастье на севере, растянуто на несколько добротных глав. Приключения дедушки, который вообще к роману не имеет отношение! Почему бы не познакомить его с читателями в отдельном произведении?! Конечно, книга озаглавлена «Три страны света» неспроста. С героями книги мы можем мысленно переместиться в совершенно разные, а иногда и чуждые нам места. Я «побывала» в Петербурге, на Крайнем Севере и в Русской Америке, да и другие районы Российской Империи удалось посетить. О российских просторах и о севере очень много и подробно описано, а вот про Америку почти ничего. Рассказ о дедушке — это еще одна возможность более обстоятельно рассказать о жителях и традициях севера. Но, как я уже отмечала выше, повествование местами слишком затянуто, перескакивает от главного героя к малозначимому персонажу и обратно. Такое впечатление, что авторам хотелось сказать все и сразу.
Что касается значимых героев романа, то не ко всем испытывала искреннюю привязанность и симпатию, но это уже в силу моего характера и личных предпочтений. Но, без сомнения, характеры выражены очень колоритно, ярко и правдиво. Чего только стоит девица Кривоногова, чья глупость может показаться неправдоподобной, если бы я лично не встречала таких людей в жизни (ну, просто копия :)). А Горбуна мне по-человечески жалко, хотя и сделал он много плохого Полиньке. О его основной деятельности ростовщиком ничего категоричного сказать не могу, так как не он разорял людей, а сами люди, влекомые расточительством, праздностью и глупостью, отдавали ему деньги.
И так каждый герой — по-своему интересен и уникален.
За всеми перипетиями судеб, странствиями, радостями и огорчениями скрыт основной смысл произведения — несовершенство общественного порядка, бездушие деньги имеющих, чувство превосходства представителей высшего класса и их пренебрежение к простым людям. Вечные и неистребимые проблемы общества. Но герои романа преодолели все несчастья, не только благодаря «счастливой звезде», но и преданности и крепкой любви. Главное, не терять человеческого достоинства, как бы вас не склоняли к этому обстоятельства.
Несмотря на затянутость и некоторое несоответствие в повествовании, это произведение стоит прочитать. Хотя бы ради странствий Каютина, из которых можно почерпнуть много интересной информации о нашей необъятной родине.
Источник
Кто написал три страны света
Николай Алексеевич Некрасов
Собрание сочинений в пятнадцати томах
Том 9. Три страны света
Три страны света
В глухом и далеком углу обширной русской земли, в небольшом уездном городе, за несколько десятков лет до начала нашей истории, на углу улицы, кончавшейся полем, стоял небольшой скривившийся деревянный дом. Он принадлежал городской повивальной бабке Авдотье Петровне Р***. Авдотья Петровна была женщина редкая; по должности своей она знала семейные тайны многих лиц города: кажется, довольно, чтобы и весь город знал их? Но Авдотья Петровна упорно молчала. Многие дамы оставили ее именно за это достоинство, которое считали важным недостатком.
— Какая дура эта Авдотья Петровна! лежишь, а она хоть бы слово интересное сказала… даже знаешь какую-нибудь историю, а так только нарочно спросишь: «правда ли, что жена Днищева свела шашни с Долбишиным?» запирается! я, говорит, не знаю!
Так жаловалась слабая супруга своему мужу после благополучного разрешения.
— Что же делать? — спрашивал супруг.
— Что делать? вот я ей откажу; она у меня последнего принимает. Возьму Веру Антоновну.
— Далеко посылать, да и обидишь Авдотью Петровну.
— Вот хорошо! — вскричала больная: — да она может уморить с тоски!
— Ну, хорошо, возьми Веру Антоновну, — говорил испуганный супруг.
Вера Антоновна была бабушкой другого, ближайшего уездного города. Она пользовалась обширной известностью, которой много способствовал лекарь того города, первый друг и приятель Веры Антоновны.
Вера Антоновна могла даже мертвого поднять своей болтовней, не только занять больную. Она знала все и всех. Обширное знакомство доставляло ей неисчерпаемый источник для толков и пересудов. Никто при ней не смел заикнуться о годах кого-нибудь.
— Как это можно, помилуйте! Анне Сидоровне теперь под сорок: она только на лицо моложава. Я у ней принимала первого; а Ваничка ровесник Соне Подгорной… Вот, я вам скажу, будет богатая невеста и старше только двумя месяцами Оли исправниковой… Как теперь помню, такая была жара; я ехала от Анны Сидоровны к исправнику… Какая она у него стала: так и тает, так и тает, точно свеча, чуть жива. Вот уж осьмого недавно бог дал: трудно, очень трудно родит. Сам-то исправник, знаете, не любит дома сидеть: разные шашни у него…
— Неужели, Вера Антоновна, с казначейшей? — спрашивали таинственно любознательные дамы.
— Какое с казначейшей? старо с казначейшей!
— С кем же? с кем же?
Глаза вопросительниц сверкали нетерпеливым блеском.
— С Марьей Ивановной! — произносила Вера Антоновна и протяжно и торжественно глядела на всех.
— Ах. неужели. Боже ты мой.
И восклицаниям и расспросам не было конца. Вера Антоновна как река лилась, после длинного монолога требовала пить и выпивала залпом графин квасу.
Фигура ее была так обширна, что нужно было дарить ей на два платья, чтоб вышло одно. Прихотям Веры Антоновны не было конца. В доме, где случалось ей принимать, она вмешивалась решительно во все: «Зачем люди долго спят? зачем повар дурной квас сделал? зачем мало работают в девичьей? У исправника-то люди с петухами встают, а у вас, Агафья Артемьевна, вместе с барами: право, таких людей даже и у городничихи нет, а что она уж за барыня. »
Вера Антоновна заботилась очень о своем здоровьи; несмотря на страшную полноту, она считала себя худенькою, и если ей говорили: «а вы, кажется, поправились, Вера Антоновна», — она крестилась и плевала, боясь глазу. — Что это вы, как можно! — возражала она, — да мне платья стали широки!
Аппетит у ней превышал всякое вероятие. Ела она почти каждую минуту и все находила, что отощала, — после ужина, на сон грядущий, съедала ежедневно десяток яиц, сваренных вкрутую. Она их очень любила, но спала от них неспокойно и со страху поднимала на ноги среди ночи весь дом. Ей все чудились воры, готовые ограбить ее; а надобно знать, что она все свои деньги, золотые вещи и ломбардные билеты возила с собою в тайном подвязном кармане, которого не снимала даже и на ночь. К довершению всего Вера Антоновна не разлучалась ни на минуту с двумя собачонками, гадкими и паршивыми, которых звала очень прозаически: Сашка и Дунька. Имя последней, как поговаривали в городе, было дано в пику Авдотье Петровне.
Мало-помалу вся аристократия уездного города оставила Авдотью Петровну; она призывалась только в неожиданных и роковых случаях. И тогда разносился слух по городу: «Слышали вы, какое несчастье случилось? за Авдотьей Петровной должны были послать! Но, слава богу, Вера Антоновна на другой же день приехала!»
Если Авдотье Петровне и случалось до конца пробыть у какой-нибудь важной дамы, то крестин не справляли и давали нелюбимой бабушке самую ничтожную плату.
Вот почему дом Авдотьи Петровны видимо разрушался: не было средств поправить его. Внутренность дома соответствовала наружности: низенькие, небольшие комнаты, с покосившимися потолками и полами, бедно меблированные, производили болезненное и грустное впечатление.
Ставни старого домика были закрыты. В комнате, мрачно освещенной, лежала женщина, довольно красивая, но страшно худая и бледная. Авдотья Петровна, в углу, мыла новорожденного, поминутно оглядываясь на больную. Проворно вымыв ребенка и запеленав его, она подошла к кровати и тихо сказала:
— Поздравляю вас с сыном.
Мать открыла глаза и с испугом оглядела комнату. Увидав Авдотью Петровну с ребенком, она болезненно вскрикнула, дрожащими руками схватила дитя и пристально взглянула ему в личико, потом распеленала его и радостно прошептала:
— Боже, ты услышал мою молитву!
И она начала осыпать своего сына поцелуями.
— Тише, осторожнее! вам вредно волнение, — говорила Авдотья Петровна, любуясь радостью матери.
— О, дайте мне на него насмотреться. Он не похож на своего отца.
— И мать снова целовала сына.
— Успокойтесь! вы еще очень слабы; будет время налюбоваться! — говорила растроганная Авдотья Петровна.
Но мать сильно вздрогнула и дико закричала, прижимая сына к своей груди:
— Нет! он его не увидит! Пусть он лучше никогда не знает своего отца и своей матери!
— Что вы? как можно!
И Авдотья Петровна невольно схватила ребенка из слабых рук матери.
— Куда вы хотите его нести! — воскликнула мать. — О, ради бога, спрячьте его!
Она вскочила с постели, упала на колени перед Авдотьей Петровной и раздирающим голосом повторила:
— Спрячьте его! спасите его. он злодей, он убьет ребенка. Я готова умереть, только бы он не знал и не видал его. Спасите, спасите.
Несчастная женщина с страшными криками упала на пол, и стоны наполнили комнату. Потом она вдруг смолкла и, лежа на полу с закрытыми глазами, тяжело дышала и вздрагивала. Авдотья Петровна плакала. Поцеловав ребенка, она бережно положила его на кровать, стала на колени возле матери и начала успокаивать ее:
— Хорошо, я все сделаю. Я знаю его: он способен на все. Но не убивайте себя, опомнитесь!
Тихо приподнялась мать, схватила руку Авдотьи Петровны и с жаром поцеловала ее.
— Ах, что вы? как можно!
И Авдотья Петровна покраснела; слезы потекли у ней по лицу. Мать сказала:
— Вы добры! вы знаете мое положение… Сжальтесь над бедным ребенком, сжальтесь надо мной… Видит бог я чиста: но его подозрения…
— Что же мне делать? чего хотите вы? — спросила Авдотья Петровна.
— Чего я хочу? — дико спросила мать. — Чтобы он не знал своего сына, которого он будет так же мучить, как мучил его мать. Чудовище злое и подозрительное, он… О, вы его не знаете!
— Говорят, он просто злодей, — невольно сказала Авдотья Петровна.
— А, вы теперь сами говорите, что он злодей? — воскликнула радостно мать. — Как же можно ему показать сына, когда еще до рождения несчастному ребенку готовились угрозы и страдания? Нет, нет! Вы поможете мне скрыть моего сына! вы сжалитесь над умирающей женщиной, которая вас будет благословлять как спасительницу ее ребенка!
Источник
Николай Некрасов — Три страны света
Николай Некрасов — Три страны света краткое содержание
Три страны света — читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Николай Алексеевич Некрасов, Авдотья Яковлевна Панаева
Три страны света
В глухом и далеком углу обширной русской земли, в небольшом уездном городе, за несколько десятков лет до начала нашей истории, на углу улицы, кончавшейся полем, стоял небольшой скривившийся деревянный дом. Он принадлежал городской повивальной бабке Авдотье Петровне Р***. Авдотья Петровна была женщина редкая; по должности своей она знала семейные тайны многих лиц города: кажется, довольно, чтобы и весь город знал их? Но Авдотья Петровна упорно молчала. Многие дамы оставили ее именно за это достоинство, которое считали важным недостатком.
– Какая дура эта Авдотья Петровна! лежишь, а она хоть бы слово интересное сказала… даже знаешь какую-нибудь историю, а так только нарочно спросишь: «правда ли, что жена Днищева свела шашни с Долбишиным?» запирается! я, говорит, не знаю!
Так жаловалась слабая супруга своему мужу после благополучного разрешения.
– Что же делать? – спрашивал супруг.
– Что делать? вот я ей откажу; она у меня последнего принимает. Возьму Веру Антоновну.
– Далеко посылать, да и обидишь Авдотью Петровну.
– Вот хорошо! – вскричала больная: – да она может уморить с тоски!
– Ну, хорошо, возьми Веру Антоновну, – говорил испуганный супруг.
Вера Антоновна была бабушкой другого, ближайшего уездного города. Она пользовалась обширной известностью, которой много способствовал лекарь того города, первый друг и приятель Веры Антоновны.
Вера Антоновна могла даже мертвого поднять своей болтовней, не только занять больную. Она знала все и всех. Обширное знакомство доставляло ей неисчерпаемый источник для толков и пересудов. Никто при ней не смел заикнуться о годах кого-нибудь.
– Как это можно, помилуйте! Анне Сидоровне теперь под сорок: она только на лицо моложава. Я у ней принимала первого; а Ваничка ровесник Соне Подгорной… Вот, я вам скажу, будет богатая невеста и старше только двумя месяцами Оли исправниковой… Как теперь помню, такая была жара; я ехала от Анны Сидоровны к исправнику… Какая она у него стала: так и тает, так и тает, точно свеча, чуть жива. Вот уж осьмого недавно бог дал: трудно, очень трудно родит. Сам-то исправник, знаете, не любит дома сидеть: разные шашни у него…
– Неужели, Вера Антоновна, с казначейшей? – спрашивали таинственно любознательные дамы.
– Какое с казначейшей? старо с казначейшей!
– С кем же? с кем же?
Глаза вопросительниц сверкали нетерпеливым блеском.
– С Марьей Ивановной! – произносила Вера Антоновна и протяжно и торжественно глядела на всех.
– Ах. неужели. Боже ты мой.
И восклицаниям и расспросам не было конца. Вера Антоновна как река лилась, после длинного монолога требовала пить и выпивала залпом графин квасу.
Фигура ее была так обширна, что нужно было дарить ей на два платья, чтоб вышло одно. Прихотям Веры Антоновны не было конца. В доме, где случалось ей принимать, она вмешивалась решительно во все: «Зачем люди долго спят? зачем повар дурной квас сделал? зачем мало работают в девичьей? У исправника-то люди с петухами встают, а у вас, Агафья Артемьевна, вместе с барами: право, таких людей даже и у городничихи нет, а что она уж за барыня. «
Вера Антоновна заботилась очень о своем здоровьи; несмотря на страшную полноту, она считала себя худенькою, и если ей говорили: «а вы, кажется, поправились, Вера Антоновна», – она крестилась» и плевала, боясь глазу. – Что это вы, как можно! – возражала она, – да мне платья стали широки!
Аппетит у ней превышал всякое вероятие. Ела она почти каждую минуту и все находила, что отощала, – после ужина, на сон грядущий, съедала ежедневно десяток яиц, сваренных вкрутую. Она их очень любила, но спала от них неспокойно и со страху поднимала на ноги среди ночи весь дом. Ей все чудились воры, готовые ограбить ее; а надобно знать, что она все свои деньги, золотые вещи и ломбардные билеты возила с собою в тайном подвязном кармане, которого не снимала даже и на ночь. К довершению всего Вера Антоновна не разлучалась ни на минуту с двумя собачонками, гадкими и паршивыми, которых звала очень прозаически: Сашка и Дунька. Имя последней, как поговаривали в городе, было дано в пику Авдотье Петровне.
Мало-помалу вся аристократия уездного города оставила Авдотью Петровну; она призывалась только в неожиданных и роковых случаях. И тогда разносился слух по городу: «Слышали вы, какое несчастье случилось? за Авдотьей Петровной должны были послать! Но, слава богу, Вера Антоновна на другой же день приехала!»
Если Авдотье Петровне и случалось до конца пробыть у какой-нибудь важной дамы, то крестин не справляли и давали нелюбимой бабушке самую ничтожную плату.
Вот почему дом Авдотьи Петровны видимо разрушался: не было средств поправить его. Внутренность дома соответствовала наружности: низенькие, небольшие комнаты, с покосившимися потолками и полами, бедно меблированные, производили болезненное и грустное впечатление.
Ставни старого домика были закрыты. В комнате, мрачно освещенной, лежала женщина, довольно красивая, но страшно худая и бледная. Авдотья Петровна, в углу, мыла новорожденного, поминутно оглядываясь на больную. Проворно вымыв ребенка и запеленав его, она подошла к кровати и тихо сказала:
– Поздравляю вас с сыном.
Мать открыла глаза и с испугом оглядела комнату. Увидав Авдотью Петровну с ребенком, она болезненно вскрикнула, дрожащими руками схватила дитя и пристально взглянула ему в личико, потом распеленала его и радостно прошептала:
– Боже, ты услышал мою молитву!
И она начала осыпать своего сына поцелуями.
– Тише, осторожнее! вам вредно волнение, – говорила Авдотья Петровна, любуясь радостью матери.
– О, дайте мне на него насмотреться. Он не похож на своего отца.
– И мать снова целовала сына.
– Успокойтесь! вы еще очень слабы; будет время налюбоваться! – говорила растроганная Авдотья Петровна.
Но мать сильно вздрогнула и дико закричала, прижимая сына к своей груди:
– Нет! он его не увидит! Пусть он лучше никогда не знает своего отца и своей матери!
– Что вы? как можно!
И Авдотья Петровна невольно схватила ребенка из слабых рук матери.
– Куда вы хотите его нести! – воскликнула мать. – О, ради бога, спрячьте его!
Она вскочила с постели, упала на колени перед Авдотьей Петровной и раздирающим голосом повторила:
– Спрячьте его! спасите его. он злодей, он убьет ребенка. Я готова умереть, только бы он не знал и не видал его. Спасите, спасите.
Несчастная женщина с страшными криками упала на пол, и стоны наполнили комнату. Потом она вдруг смолкла и, лежа на полу с закрытыми глазами, тяжело дышала и вздрагивала. Авдотья Петровна плакала. Поцеловав ребенка, она бережно положила его на кровать, стала на колени возле матери и начала успокаивать ее:
Источник
