Поэзия Михаила Елизарова: от Оркской до Гуманитарной
Михаил Елизаров известен в культурном поле России в двух ипостасях. Кто-то его знает как популярного писателя, автора трех романов и нескольких сборников рассказов, лауреата «Букера», «Национального бестселлера» и других премий. А кто-то – как независимого музыканта, выпускающего альбомы в самоназванном жанре «панк-бард-шансон» и выступающего в небольших клубах по всей стране. Но если проза Елизарова часто оказывается в поле внимания критиков и журналистов, то его музыкальная деятельность до сих пор остается несколько в тени.
Музыкальный минимализм Елизарова, обычно использующего в качестве аккомпанемента только акустическую гитару, отсылает нас, в первую очередь, к традиции русской авторской песни, для которой характерно повышенное внимание к вербальному компоненту произведения, а музыке уделяется второстепенное значение. Но здесь стоит сразу уточнить, что там, где у «классического барда» мелодия и манера исполнения служат лишь необходимой опорой для текста, помогающей ему приобрести большую выразительность, у Елизарова они вполне могут выступать смыслообразующими элементами. Обычно это достигается за счет сталкивания какой-либо узнаваемой мелодии или манеры игры и «неподходящих» к ним слов, в результате чего мы имеем дело как бы с пародией или пастишем. Это значит, что взятый отдельно вербальный компонент песни порой может работать совсем не так, как должен. Впрочем, примеров настолько жесткой «привязки» слов к музыке в творчестве Михаила Елизарова не так уж и много, что позволяет нам порассуждать именно о текстах, не боясь что-то упустить из виду. Иначе говоря – доверим музыкальным журналистам и прочим желающим всестороннее изучение творчества исполнителя, включая его место на современной музыкальной сцене и отражение политических габитусов в песнях, а мы сконцентрируемся только на поэзии в ее классическом понимании.
Неправильный бард
Вы простите мне мой пафос,
Вы забейте на мой фобос,
Приносите новый атлас
Или сразу новый глобус.
Никуда не годный логос,
Гнозис – это тот же бизнес.
Наступает новый хронос,
Подступает новый кризис.
(«Жизнь долгая как ревер»)
К песням Елизарова легко прицепить эпитет «постмодернистские». Действительно, в них полно маркеров, традиционно приписываемых данной культурной парадигме: интертекстуальность, ирония, смешение разных стилей и деконструкция жанров.
Елизаров часто обращается к чужому творчеству в музыке, но в текстах он это делает еще чаще. Обыгрываются слова песен советской эстрады и русского рока, произведения мировой литературы и кино, без конца упоминаются различные исторические персонажи, особенно философы и деятели культуры (реминисценций из всех песен хватит на небольшой справочник). Иногда цитата выступает центральным элементом, а иногда проскальзывает «пасхалкой» для разбирающихся. Но почти во всех случаях Елизаров помещает ее в совершенно нехарактерный контекст, тем самым переворачивая ее суть и достигая комического или другого требуемого эффекта.
В провокативной «Эсесовской лирической» Михаил Елизаров берет за основу известную композицию Валентины Толкуновой «Я не могу иначе» и, сохраняя большую часть исходного текста, полностью меняет ее смысл, потому что лирическим героем у него становится не влюбленная девушка, а фашистский инженер. «Нет у СС ни сна, ни дня, / Где-то еврейка плачет. / Ты за фашизм прости меня, / Я не могу иначе». В композиции «Солдатский гранж» переиначена расхожая фраза про предателей-джазменов: «напрасно ты играешь гранж, / за гранж Россию не продашь». А в другой песне, тоже связанной с вооруженными силами, упоминается не только полковник, которому не пишут, но и капитан, у которого «в почте только спам», а также прочие воинские звания, которым с корреспонденцией повезло больше. Композиция «За окном горит фонарь» вообще целиком посвящена культовым исполнителям русского рока и их песням: «Эх, Цой, Виктор Цой, Наутилус, Кинчев! / Я к шикарной музыке с детства восприимчив».
Помимо прямых цитат Елизаров охотно использует разнообразные отсылки. Например, вольно пересказывает сюжет «Матрицы» языком необразованного обывателя («На дискотеке вы водяры примите, / Потом подвалит к вам такая Тринити, / С короткой стрижечкой и в черном платьице, / И предлагает вам узнать о матрице») или «Властелина Колец» от лица орка («Помнишь, брат, как давили эльфийскую мразь, / Как бежали на запад их злобные орды. / Мы полками месили гондорскую грязь, / Чтобы ярче сиял белокаменный Мордор»).
Другой частый прием – это смешение «низкого» и «высокого» языка. Табуированная лексика легко может в одной строчке соседствовать с научными терминами, а тюремный сленг – с эзотерическими понятиями («Кто-то весь зашкварил универсум / И культурный крысанул общак»). И в пафосных тирадах о судьбах Родины, и в лирике о неудачной любви в любой момент может возникнуть элемент, как бы уничтожающий заданное настроение, переводящий повествование совсем в другой регистр («Ветерок раскачивает чувств качель, / И такая горечь! / А любовь моя – печаль-виолончель, / И на ней . мёртвый Ростропович!»).
Наконец, стремление эпатировать и тотальная ирония Елизарова, не позволяющая сразу понять, где он серьезен, а где стебется, также вполне ложатся в русло постмодернистского прочтения автора. В результате рисуется образ бесконечно играющего со смыслами музыканта, для которого любое явление служит только поводом заняться веселой и бесцельной деконструкцией, если не школярским пародированием. Только определить Елизарова так – значит упустить наиболее интересные уровни его поэзии. Настоящая сложность здесь не в эрудированности и не в играх с ожиданиями слушателя. Она спрятана под «стебовыми» элементами, и при всей ироничности Елизаров оставляет возможность это почувствовать.
Слабый сильный мужчина
Добрые руки за мною следят.
Негативный опыт – он тоже опыт.
У вас ещё топят котят?
У нас ещё топят.
Ощущаю родство наших кож,
Ты к воде меня тащишь за тёплую шкирку.
Перед тем, как ты пальцы свои разожмешь,
Разреши мне надеть бескозырку!
Наиболее простой способ нащупать каркас поэзии Елизарова – пойти от обратного и начать с песен, где цитатность, ирония и прочие «постмодернистские» приемы сведены с минимуму. Такой можно назвать «Бескозырку».
Лирический герой на протяжении всей песни обращается к некой милой, с которой у него в данный момент сложные отношения. Суть конфликта между ними неизвестна, слушателю предлагается насладиться уже развязкой. Тут есть утопленные котята как метафора холодной жестокости партнера в первом куплете и сравнение мрачного подводного мира с последующей жизнью без любви во втором. Трактовки могут быть и другими, но общее настроение песни вполне понятно. Эдакая любовная лирика.
И тут неожиданно возникает «бескозырка», в смысле флотская фуражка (хотя и не только в этом смысле, во втором куплете есть «бескозырка» в значении карточный игры, где нет козырей) – центральный образ песни, а в каком-то смысле и всего творчества Елизарова. «Мужчина-котенок» перед расправой просит разрешить ему надеть бескозырку – жест бессмысленный в практическом плане, но полный символизма. Похожие ощущения вызывает образ капитана, остающегося на тонущем корабле. «Утопи меня, пусть несёт вода, / Чайка над волной реет, зыркая. / В общем, милая, я мечтал всегда / После смерти стать бескозыркою». Истеричная просьба героя утопить его (что можно было бы расценить как жертвенный жест) сменяется признанием, что после смерти он хочет превратиться в головной убор, ассоциируемый с мужеством, выносливостью, смелостью. Такой контраст силы и слабости закладывает в характер героя важнейшее противоречие, делая образ витальным. Тут есть что-то от мироощущения мужчины ранимого, уязвимого перед миром и одновременно находящегося в нем на позиции стоика. В каком-то смысле это нас отсылает к вопросу о том, что вообще значит быть мужчиной, как допустимо себя чувствовать и как показывать себя другим.
Этот елизаровский лирический субъект в том или ином виде присутствует в большинстве песен, пусть и далеко не всегда содержит пропорциональное количество внутренней силы и слабости, как в «Бескозырке». Он вполне может тяготеть к одному из полюсов, и тогда «противовес» вынесен из персонажа вовне: в окружающий мир, других людей, представление об идеале. Порой «противовес» вообще из текстовой части произведения выносится на уровень исполнения, как в уже упомянутой «Эсесовской лирической», где инженер, рассуждающий про Холокост, почему-то выбирает для этого нехарактерную жалостливую интонацию. Герой может быть живым воплощением брутальности и жестокости: солдатом, преступником, гопником (отсюда интерес Елизарова к тюремному и армейскому быту) и наоборот – трусливым, жалким, неудачливым: «а был я чмошником и алкоголиком», «я был обычный торчок и бесполезный дурачок, / а вот толчок – и я философ и качок». В рамках одной песни может происходить трансформация, делающая слабого сильным или выставляющая сильного слабым. Так, в песне «Гуманитарная» в трех куплетах герой хвастается своими познаниями и успехами в гуманитарной сфере («Франкфуртская школа срала-мазала а я взял и определил, в чем суть»), а в конце из-за этого от него уходит подруга («но пока я одуплял традицию / Юнгеров, Генонов с Хабермасами ты ушла»). Песня «Черный полковник» же напрямую посвящена феномену власти и тому, что бывает, когда ее теряешь: «До того как я пошел по рукам, по рукам, / я был черным полковником».
Все это наводит на мысль, что постмодернистом Елизарова можно назвать только формально, по арсеналу используемых средств. В его творчестве всегда остается то, что для данной парадигмы не характерно – жесткая система координат, «разъединяющая» небо и землю, добро и зло, черное и белое, сильное и слабое. Не отказывая себе в удовольствии примерить форму обеих сторон конфликта, Елизаров никогда полностью не смешивает вражеские армии, но только исследует их устройство и взаимовлияние.
Скоро будет Армагеддон
В заключение нашего небольшого анализа поэзии Елизарова укажем на еще одну любимую тему автора, логично вытекающую из уже рассмотренных. Условно назовем ее религиозной или мистической. В большом количестве текстов так или иначе упоминается Бог или боги («Сектантская», «Сатанинская», «Верховный Удмурт», «Скандинавская мифологическая» и другие), а также эзотерические и оккультные явления («Гностическая», «Шаманская», «Сатурн», «Walking Dead», «Тональ и Нагваль» и т.д.) Сюжеты песен могут быть совершенно различны, но есть схожие тенденции. Так, нередко магия становится источником силы героя, толчком к изменениям. Например, в «Некрономиконе» персонаж ищет знаменитую книгу, чтобы выполнить обещание, данное бабке, и убить неугодного политика. В «Гностической» говорится о мистических способностях, которые может получить человек, и возможных рисках, связанных с этим. В «Пассионарной» загадочный «пассионарный толчок», произошедший с героем в туалете, полностью меняет его личность, а в «Шаманской» герой просит шамана ударить в бубен, чтобы обрести любовь.
Часть песен посвящена критике спекуляций, построенных на различных верованиях. В «Сатанинской» Елизаров громит сатанинские культы, в «Сектантской» обличает «мистических кидал», в «МЕРЧЕ» критикует священников, торгующих религиозной атрибутикой. Здесь также легко обнаруживается дуальность: есть религиозный обман и есть то, что служит ему «противовесом», нечто настоящее. «Старый Ла Вей поклонялся лишь идолу. / Кроули верил, что будет в аду. / А Сатану просто взял и выдумал / Бог – тот, который сидит в пруду». В данном случае Бог неожиданно возникает в самом конце песни «Сатанинская», после куплета, выражающего разочарование юной девушки в сатанизме.
Наконец, нередко Елизаров обращается к апокалиптическим мотивам, темам смерти мира («Рагнарек», «Апокалиптическая», «Чертово колесо»). Но основной конфликт в этих песнях, даже при наличии формальных религиозных атрибутов конца света в виде Сатаны на бледном коне или завывающего Фенрира, не связан с религией. Зачастую это метафора персональной трагедии героя, переживающего внутреннюю катастрофу как мировую, или утраты народом определенных ценностей (про ностальгию Елизарова по Советскому Союзу уже написано много). Занятно, что и тут занимается аналогичная обозначенной в «лирическом» корпусе текстов стоическая позиция. Ведь роль человека в «божественных играх» невелика – он либо жертва, либо безучастный наблюдатель, а противоположная сила абсолютна, разрушительна и размыта до абстракции. В этих обстоятельствах борьба может быть только внутренней. Котенок финальным жестом надевает бескозырку, Елизаров, наблюдая закат мира, играет на гитаре. «К чему этот мир, никудышный манкурт, / Его уничтожит Верховный Удмурт. / Запрыгнет в седло и умчится туда, / Где, точно цикада Буддийского ада, / Звенит Пустота. »
Источник
Михаил Елизаров: «Для меня Родина — Советский Союз»
Профессиональные «патриоты» увидели в творчестве писателя «реабилитацию нацизма»
Мощные исторические события, как правило, ускоряют ход времени, обостряют противоречия. Люди, определяют себя относительно войн, революций, принимая ту или иную сторону. Конфликт на Украине — не исключение. Однако степень искренности тех, кто находится по одну сторону от линии фронта порой очень и очень разная. Для кого-то происходящее — личная боль, трагедия, для других — повод заработать или выслужиться перед начальством. Профессиональные «патриоты» не устают бдить, указывая полуказенным перстом на ближнего своего. Благо, законодательство об экстремизме дает широкий простор для подобных проявлений патриотизма.
Буквально накануне Нового года стало известно об обращении малоизвестного Русского академического фонда (РАФ) в Генпрокуратуру РФ с жалобой на писателя, обладателя «Русского букера» Михаила Елизарова. Об этом сообщил телеканал «Дождь». «Русских академиков» заинтересовала еще одна творческая ипостась писателя — в последние 5−6 лет Елизаров известен не только как автор текстов, но и как бард, исполнитель собственных песен. На одну из них, сатирическую композицию под провокационным названием «Эсэсовская лирическая» и обратили внимание в РАФ. Кажется, им приглянулось название песни.
По мнению жалобщиков, песня Елизарова «реабилитирует нацизм», а ее автор должен нести уголовную ответственность. «Представители Русского академического фонда… усматривают в провокационном тексте данной музыкальной композиции кощунственное отношение к людям, замученным войсками СС в лагерях смерти», — цитирует «Дождь» канцеляризмы представителей РАФ. При этом наружу выплывает мотивация авторов обращения. Они удивляются, что «подобные люди» могут участвовать в составлении «рейтингов русофобов». Речь идет о рейтинге «Топ-100 русофобов», опубликованного телеканалом «Царьград», где Елизарова записали в «эксперты». Такое впечатление, что в РАФ увидели в нем конкурента на сладкой патриотической ниве и привычно занялись его устранением. О том, что бывают совсем другие люди, с иными мотивами, там, похоже, не догадываются.
В первые дни наступившего года «СП» побеседовала с Михаилом Елизаровым об этой истории, а также о судьбе русских на Украине.
«СП»: — Какими вы видите этих людей, тех, кто обратился в прокуратуру?
— Меня смутило, что первый звонок, который я получил на эту тему, был от телеканала «Дождь». Я удивился, что такой «либералолюбивый» ресурс как «Дождь» заинтересовался инициативой такого бюрократического государственного фонда. Я поинтересовался, кто эти «добрые люди», почему они обратили на меня внимание? Оказалось, что информации о нем почти нет. Это странно для фонда такого масштабного явления как русская культура. Я увидел, что фонд занимается не пойми чем. Есть про конкурс Рахманинова, а остальное какие-то непонятные жалобы. Например, на учебник уголовного права для подростков, где директора этого фонда возмутило описание сцены сексуального характера. При том, что речь шла о юридической трактовке и об уголовной ответственности за подобные действия.
Хочется спросить у работников этого фонда: а где русские школы в Прибалтике, на Украине, которые вы поддержали? Где ваша поддержка русских людей в Донбассе? Например, Анна Нетребко пожертвовала миллион без всякого фонда для Донецкого театра оперы и балета. Доктор Лиза, царствие ей небесное, тоже помогала. А чем занимается этот фонд?
Я помню, как умирал великий Мамлеев. В более чем скромной палате. Я приходил, приносил ему лекарства, но это мало кого волновало. Хотя в прессе было, что он болен. И сейчас есть пожилые литераторы. Вот бы им помочь. Как раз там должны быть эти фонды.
«СП»: — Что бы вы сказали жалобщикам в Генпрокуратуру по поводу самой вашей песни, из-за которой и разгорелся весь сыр-бор.
— Сам подход этих людей удивляет. Эта песня написана еще в 2010 году. Клеймить в песне явление в лоб — абсурдно. Существует вековая традиция политической сатиры, которая предусматривает, например, гиперболу, иронию Например, в СССР никто же не предъявлял претензии к Владимиру Высоцкому, когда он пел «По выжженной равнине за метром метр, идут по Украине солдаты группы «Центр». Те, кто сейчас предъявляет такие претензии либо не умны, либо исполняет какой-то заказ. Но для чего? И почему «Дождь» тут нарисовался?
«СП»: — В РАФ упомянули «список русофобов», в составлении которого вы вроде бы принимали участие…
— Вообще-то список составлял телеканал «Царьград». То, что меня подписали под это… Мне позвонили и спросили, кого бы я мог назвать русофобом. Я им объяснил, что это глупая затея, но они все равно просили назвать хоть кого-нибудь. Я назвал Петра Порошенко. «Царьград» записал меня в эксперты, поступил некорректно. Им это минус в репутацию. Захар (Прилепин — авт.) уже написал об этом.
«СП»: — Но причем здесь вообще Русский академический фонд?
— Именно. Русский фонд должен быть там, где русских убивают, там, где им плохо. Поддерживайте русских людей в Донбассе. Вкладывайтесь, помогайте. В Прибалтике, за рубежом. Ничего же этого нет. Работать надо, а не письма в Генпрокуратуру строчить.
«СП»: — Интересно, что в конце 2014 года вы довольно пророчески заявляли, что теперь на Украине будут актуальны советские песни. Называли «Вставай страна огромная», «Синий платочек» и другие. Теперь мы наблюдаем в Запорожье, Харькове, Одессе песенные флешмобы, где люди как раз и поют эти песни.
«СП»: — А вы себя определяете как человека «красного»?
— Я — человек, который придерживается такого коммунистического или даже большевистского дискурса. Мне очень близки эти идеи, хотя я и не состою ни в одной из партий.
«СП»: — Вы родились в Ивано-Франковске, а выросли в Харькове. Когда вы были на Украине в последний раз?
— Не появляюсь там с 2014 года. К сожалению. До этого я был там постоянно.
«СП»: — Вы слышали о намерении вашего земляка Эдуарда Лимонова создать «Центр содействия русской культуре в Харькове»?
— Я не только в курсе, но и общался с Лимоновым об этом. Я разделяю мысль о том, что Харьков бросили. Пока еще не осознали этого полностью.
«СП»: — Что сейчас для вас Родина? Ивано-Франковск, Харьков или может быть Москва?
— Для меня Родина — это Советский Союз. Я не теряю надежды, что однажды люди найдут какой-нибудь способ, как обойти эти «игры капитала», разъединившего страну и смогут опять собраться вместе. Я бы хотел видеть новое большое экономическое единство, устроенное на принципах социальной справедливости, какой-то светлой футурологии. Ее все равно будут называть советской, в лучшем, метафизическом, смысле.
Читайте новости «Свободной Прессы» в Google.News и Яндекс.Новостях, а так же подписывайтесь на наши каналы в Яндекс.Дзен, Telegram и MediaMetrics.
Сибирский регион даст фору многим южным курортам
Состоялась акция партии «Другая Россия Э.В. Лимонова» у здания МИД РФ под лозунгом «Объединим русский мир!».
Выступление президента показало, что старшее поколение Кремль волнует мало
Источник
